Прошлое приёмного ребёнка
Яблочки и яблоньки
Тайна усыновления, пожалуй, как никакая другая ложь, вредит ребенку. Если родители убеждены в этом и ребенок уже знает, что он приемный, то пора идти дальше. Дети растут – время переходить от сказок о заблудившемся аисте к реальной истории усыновления, к информации о биологической семье. Шаг первый – узнать все самим, второй – правильно преподнести ребенку. Да, в теории все просто. А вот осуществить задуманное не так-то легко. Червь сомнения начинает подтачивать решимость родителей. «Зачем говорить что-то именно сейчас?» «Может, потом будет проще?» «А что будет
с нашими отношениями?» «А не травмирует ли это ребенка?»
Прошлое
приёмного
ребёнка
Яблочки и яблоньки
Тайна усыновления, пожалуй, как никакая другая ложь, вредит ребенку. Если родители убеждены в этом и ребенок уже знает, что он приемный, то пора идти дальше. Дети растут – время переходить от сказок о заблудившемся аисте
к реальной истории усыновления,
к информации о биологической семье. Шаг первый – узнать все самим, второй – правильно преподнести ребенку.
Да, в теории все просто. А вот осуществить задуманное не так-то легко. Червь сомнения начинает подтачивать решимость родителей. «Зачем говорить что-то именно сейчас?» «Может, потом будет проще?» «А что будет
с нашими отношениями?» «А не травмирует ли это ребенка?»
Тайна усыновления, пожалуй, как никакая другая ложь, вредит ребенку. Если родители убеждены
в этом и ребенок уже знает, что он приемный,
то пора идти дальше. Дети растут – время переходить от сказок о заблудившемся аисте
к реальной истории усыновления, к информации
о биологической семье. Шаг первый – узнать все самим, второй – правильно преподнести ребенку. Да, в теории все просто. А вот осуществить задуманное не так-то легко. Червь сомнения начинает подтачивать решимость родителей. «Зачем говорить что-то именно сейчас?» «Может, потом будет проще?» «А что будетс нашими отношениями?» «А не травмирует ли это ребенка?»
Тайна усыновления, пожалуй, как никакая другая ложь, вредит ребенку. Если родители убеждены в этом и ребенок уже знает, что
он приемный, то пора идти дальше. Дети растут – время переходить от сказок о заблудившемся аисте к реальной истории усыновления, к информации о биологической семье. Шаг первый – узнать все самим, второй – правильно преподнести ребенку. Да, в теории все просто. А вот осуществить задуманное не так-то легко. Червь сомнения начинает подтачивать решимость родителей. «Зачем говорить что-то именно сейчас?» «Может, потом будет проще?»
«А что будетс нашими отношениями?» «А не травмирует ли это ребенка?»
Тайна усыновления, пожалуй, как никакая другая ложь, вредит ребенку. Если родители убеждены
в этом и ребенок уже знает, что он приемный,
то пора идти дальше. Дети растут – время переходить от сказок о заблудившемся аисте
к реальной истории усыновления, к информации
о биологической семье. Шаг первый – узнать все самим, второй – правильно преподнести ребенку.
Да, в теории все просто. А вот осуществить задуманное не так-то легко. Червь сомнения начинает подтачивать решимость родителей. «Зачем говорить что-то именно сейчас?» «Может, потом будет проще?» «А что будетс нашими отношениями?» «А не травмирует ли это ребенка?»
Сколько отмерить правды
Специалисты обозначают возраст двенадцати лет как рубеж, когда ребенок должен обладать полной информацией о своих биологических корнях. Узнать не частично, не выборочные невинные факты, а всё как есть, без ретуши и недомолвок. Двенадцать лет – это последние спокойные годы перед бурным подростковым возрастом. Важно, чтобы не простая информация о биологических корнях, прорвавшаяся позже, не усилила и без того сложный подростковый период. Но, конечно, дожидаться двенадцатилетия ребенка и затем окатить его потоком информации, – это вовсе не то, что следует делать. Историю лучше выдавать постепенно, соответственно возрасту, по принципу нанизывания бусинок на нитку. Сначала маленькую порцию, потом дополненную,
и так – до финальной версии, как будто нанизывая бусинки
на ниточку.
При этом предыдущие информационные «бусинки»
не снимаются: в облегченном варианте не должно быть неправды, искажения, фантазий. Так, постепенно,
к двенадцати годам ребенок не просто будет знать факты
из жизни биологической семьи, он их эмоционально переживет, переработает, осознает. На это нужно время, поэтому уже в четыре года у ребенка должны быть самые простые сведения о кровной семье. Тогда в подростковый возраст ребенок выйдет с осознанием того, что его приемная семья ничего от него не скрывает, что ему доверяют,
не противопоставляя «плохих» бывших родителей «хорошим» нынешним. И у подростка, со всеми протестами, желанием во что бы то ни стало отделиться, появляется возможность идентифицировать себя с теми родителями, с кем крепче отношения. Это, опять-таки, теория. На практике очень распространены ситуации, как у Марии:
Сколько отмерить
правды
Специалисты обозначают возраст двенадцати лет как рубеж, когда ребенок должен обладать полной информацией о своих биологических корнях. Узнать не частично, не выборочные невинные факты, а всё как есть, без ретуши
и недомолвок. Двенадцать лет – это последние спокойные годы перед бурным подростковым возрастом. Важно, чтобы не простая информация о биологических корнях, прорвавшаяся позже, не усилила и без того сложный подростковый период. Но, конечно, дожидаться двенадцатилетия ребенка и затем окатить его потоком информации, – это вовсе не то, что следует делать. Историю лучше выдавать постепенно, соответственно возрасту, по принципу нанизывания бусинок на нитку. Сначала маленькую порцию, потом дополненную, и так – до финальной версии, как будто нанизывая бусинки на ниточку.
При этом предыдущие информационные «бусинки» не снимаются: в облегченном варианте не должно быть неправды, искажения, фантазий. Так, постепенно, к двенадцати годам ребенок не просто будет знать факты из жизни биологической семьи, он их
эмоционально переживет, переработает, осознает. На это нужно время, поэтому уже в четыре года у ребенка должны быть самые простые сведения о кровной семье. Тогда в подростковый возраст ребенок выйдет с осознанием того, что его приемная семья ничего от него не скрывает, что ему доверяют,
не противопоставляя «плохих» бывших родителей «хорошим» нынешним. И у подростка, со всеми протестами, желанием во что бы то ни стало отделиться, появляется возможность идентифицировать себя с теми родителями, с кем крепче отношения. Это, опять-таки, теория. На практике очень распространены ситуации, как
у Марии:
Специалисты обозначают возраст двенадцати лет как рубеж, когда ребенок должен обладать полной информацией о своих биологических корнях. Узнать не частично, не выборочные невинные факты, а всё как есть, без ретуши и недомолвок. Двенадцать лет – это последние спокойные годы перед бурным подростковым возрастом. Важно, чтобы не простая информация о биологических корнях, прорвавшаяся позже, не усилила и без того сложный подростковый период. Но, конечно, дожидаться двенадцатилетия ребенка и затем окатить его потоком информации, – это вовсе
не то, что следует делать. Историю лучше выдавать постепенно, соответственно возрасту,
по принципу нанизывания бусинок на нитку. Сначала маленькую порцию, потом дополненную,
и так – до финальной версии, как будто нанизывая бусинки на ниточку.
При этом предыдущие информационные «бусинки»
не снимаются: в облегченном варианте не должно быть неправды, искажения, фантазий. Так, постепенно, к двенадцати годам ребенок не просто будет знать факты из жизни биологической семьи, он их эмоционально переживет, переработает, осознает. На это нужно время, поэтому уже
в четыре года у ребенка должны быть самые простые сведения о кровной семье. Тогда
в подростковый возраст ребенок выйдет
с осознанием того, что его приемная семья ничего от него не скрывает, что ему доверяют,
не противопоставляя «плохих» бывших родителей «хорошим» нынешним. И у подростка, со всеми протестами, желанием во что бы то ни стало отделиться, появляется возможность идентифицировать себя с теми родителями, с кем крепче отношения. Это, опять-таки, теория.
На практике очень распространены ситуации, как
у Марии:
Специалисты обозначают возраст двенадцати лет как рубеж, когда ребенок должен обладать полной информацией о своих биологических корнях. Узнать не частично, не выборочные невинные факты, а всё как есть, без ретуши и недомолвок. Двенадцать лет – это последние спокойные годы перед бурным подростковым возрастом. Важно, чтобы не простая информация о биологических корнях, прорвавшаяся позже, не усилила и без того сложный подростковый период. Но, конечно, дожидаться двенадцатилетия ребенка и затем окатить его потоком информации, – это вовсе
не то, что следует делать. Историю лучше выдавать постепенно, соответственно возрасту, по принципу нанизывания бусинок на нитку. Сначала маленькую порцию, потом дополненную,
и так – до финальной версии, как будто нанизывая бусинки
на ниточку.
При этом предыдущие информационные «бусинки» не снимаются:
в облегченном варианте не должно быть неправды, искажения, фантазий. Так, постепенно, к двенадцати годам ребенок не просто будет знать факты из жизни биологической семьи, он их эмоционально переживет, переработает, осознает. На это нужно время, поэтому уже в четыре года у ребенка должны быть самые простые сведения о кровной семье. Тогда в подростковый возраст ребенок выйдет с осознанием того, что его приемная семья ничего от него не скрывает, что ему доверяют, не противопоставляя «плохих» бывших родителей «хорошим» нынешним. И у подростка,
со всеми протестами, желанием во что бы то ни стало отделиться, появляется возможность идентифицировать себя с теми родителями, с кем крепче отношения. Это, опять-таки, теория.
На практике очень распространены ситуации, как
у Марии:
Специалисты обозначают возраст двенадцати лет как рубеж, когда ребенок должен обладать полной информацией о своих биологических корнях. Узнать не частично, не выборочные невинные факты, а всё как есть, без ретуши и недомолвок. Двенадцать лет – это последние спокойные годы перед бурным подростковым возрастом. Важно, чтобы не простая информация о биологических корнях, прорвавшаяся позже, не усилила и без того сложный подростковый период. Но, конечно, дожидаться двенадцатилетия ребенка и затем окатить его потоком информации, – это вовсе не то, что следует делать. Историю лучше выдавать постепенно, соответственно возрасту, по принципу нанизывания бусинок на нитку. Сначала маленькую порцию, потом дополненную, и так – до финальной версии, как будто нанизывая бусинки на ниточку.
При этом предыдущие информационные «бусинки» не снимаются: в облегченном варианте не должно быть неправды, искажения, фантазий. Так, постепенно, к двенадцати годам ребенок не просто будет знать факты из жизни биологической семьи, он их эмоционально переживет, переработает, осознает.
На это нужно время, поэтому уже в четыре года у ребенка должны быть самые простые сведения
о кровной семье. Тогда в подростковый возраст ребенок выйдет с осознанием того, что его приемная семья ничего от него не скрывает, что ему доверяют, не противопоставляя «плохих» бывших родителей «хорошим» нынешним. И у подростка, со всеми протестами, желанием во что бы то ни стало отделиться, появляется возможность идентифицировать себя с теми родителями, с кем крепче отношения. Это, опять-таки, теория. На практике очень распространены ситуации, как у Марии:
«Варенька в семье восемь лет. Тайны из ее появления мы не делали, у нас есть фотографии из дома ребенка, когда мы ее забирали. Варя от нас знает, что мама родила ее, но, так как не было денег, чтобы кормить, одевать дочь, то не смогла её забрать. Варя интерес к личности биологических родителей пока не проявляет. Мне самой было достаточно информации из решения суда по лишению родительских прав. Первое мое чувство – осуждение за неправильный образ жизни, затем – жалость. Я решила, что достоверную информацию буду сообщать ребенку, когда появится интерес и Варе будет хотя бы одиннадцать лет. Может быть, обращусь за помощью к психологу. Мы не закрытая семья, но все равно не хочется, чтобы кто-то посторонний нарушал наш отлаженный быт и режим. Умом я понимаю, что надо собирать информацию, общаться с биологическими родственниками, но честно говоря, огромный страх потерять дочь, часть нашей семьи, часть меня,
не дает мне действовать. Зная обстоятельства жизни Вариной родни,
я не вижу, какую пользу в воспитании могут принести её биологические родители?»
«Варенька в семье восемь лет. Тайны из ее появления мы не делали, у нас есть фотографии из дома ребенка, когда мы ее забирали. Варя от нас знает, что мама родила ее, но, так как не было денег, чтобы кормить, одевать дочь, то не смогла её забрать. Варя интерес к личности биологических родителей пока не проявляет. Мне самой было достаточно информации из решения суда по лишению родительских прав. Первое мое чувство – осуждение за неправильный образ жизни, затем – жалость. Я решила, что достоверную информацию буду сообщать ребенку, когда появится интерес и Варе будет хотя бы одиннадцать лет. Может быть, обращусь за помощью к психологу. Мы не закрытая семья, но все равно не хочется, чтобы кто-то посторонний нарушал наш отлаженный быт и режим. Умом
я понимаю, что надо собирать информацию, общаться
с биологическими родственниками, но честно говоря, огромный страх потерять дочь, часть нашей семьи, часть меня, не дает мне действовать. Зная обстоятельства жизни Вариной родни, я не вижу, какую пользу
в воспитании могут принести
её биологические родители?»
«Варенька в семье восемь лет. Тайны из ее появления мы не делали, у нас есть фотографии из дома ребенка, когда мы ее забирали. Варя от нас знает, что мама родила ее, но, так как не было денег, чтобы кормить, одевать дочь, то не смогла её забрать. Варя интерес
к личности биологических родителей пока не проявляет. Мне самой было достаточно информации из решения суда по лишению родительских прав. Первое мое чувство – осуждение за неправильный образ жизни, затем – жалость. Я решила, что достоверную информацию буду сообщать ребенку, когда появится интерес и Варе будет хотя бы одиннадцать лет. Может быть, обращусь за помощью к психологу. Мы не закрытая семья, но все равно не хочется, чтобы кто-то посторонний нарушал наш отлаженный быт и режим. Умом
я понимаю, что надо собирать информацию, общаться
с биологическими родственниками, но честно говоря, огромный страх потерять дочь, часть нашей семьи, часть меня, не дает мне действовать. Зная обстоятельства жизни Вариной родни,
я не вижу, какую пользу
в воспитании могут принести
её биологические родители?»
«Варенька в семье восемь лет. Тайны из ее появления мы не делали, у нас есть фотографии из дома ребенка, когда мы ее забирали. Варя от нас знает, что мама родила ее, но, так как не было денег, чтобы кормить, одевать дочь, то не смогла её забрать. Варя интерес
к личности биологических родителей пока не проявляет. Мне самой было достаточно информации из решения суда по лишению родительских прав. Первое мое чувство – осуждение за неправильный образ жизни, затем – жалость. Я решила, что достоверную информацию буду сообщать ребенку, когда появится интерес и Варе будет хотя бы одиннадцать лет. Может быть, обращусь за помощью к психологу. Мы не закрытая семья, но все равно не хочется, чтобы кто-то посторонний нарушал наш отлаженный быт и режим. Умом я понимаю, что надо собирать информацию, общаться с биологическими родственниками, но честно говоря, огромный страх потерять дочь, часть нашей семьи, часть меня, не дает мне действовать. Зная обстоятельства жизни Вариной родни, я не вижу, какую пользу в воспитании могут принести её биологические родители?»
«Варенька в семье восемь лет. Тайны из ее появления мы не делали, у нас есть фотографии из дома ребенка, когда мы ее забирали. Варя от нас знает, что мама родила ее, но, так как не было денег, чтобы кормить, одевать дочь, то не смогла
её забрать. Варя интерес к личности биологических родителей пока не проявляет. Мне самой было достаточно информации из решения суда по лишению родительских прав. Первое мое чувство – осуждение за неправильный образ жизни, затем – жалость. Я решила, что достоверную информацию буду сообщать ребенку, когда появится интерес и Варе будет хотя бы одиннадцать лет. Может быть, обращусь за помощью
к психологу. Мы не закрытая семья, но все равно не хочется, чтобы кто-то посторонний нарушал наш отлаженный быт и режим. Умом я понимаю, что надо собирать информацию, общаться с биологическими родственниками, но честно говоря, огромный страх потерять дочь, часть нашей семьи, часть меня, не дает мне действовать. Зная обстоятельства жизни Вариной родни, я не вижу, какую пользу
в воспитании могут принести её биологические родители?»
Очень хорошо, что Варя знает о том, что она – приемный ребенок, однако пока Мария не сможет справиться со своими страхами, ребенок всеми силами будет демонстрировать отсутствие интереса к биологическим родителям, дабы не обидеть любимых и любящих приемных. И еще, хочется ответить на риторический вопрос Марии. Какую пользу могут принести горе-родители в воспитании ребенка? Никакую. Они не должны вообще никак вмешиваться и участвовать в ее воспитании, свой шанс они уже упустили. Речь идет об осведомленности самой Вари, о том, чтобы она знала о печальных и радостных сторонах жизни кровной семьи. Знала, чтобы не повторяла их ошибок, знала, чтобы чувствовала сопричастность к биологическим корням, чтобы в конечном итоге лучше понимала и принимала себя.
Очень хорошо, что Варя знает о том, что она – приемный ребенок, однако пока Мария не сможет справиться со своими страхами, ребенок всеми силами будет демонстрировать отсутствие интереса к биологическим родителям, дабы не обидеть любимых и любящих приемных. И еще, хочется ответить на риторический вопрос Марии. Какую пользу могут принести горе-родители в воспитании ребенка? Никакую. Они не должны вообще никак вмешиваться и участвовать в ее воспитании, свой шанс они уже упустили. Речь идет об осведомленности самой Вари, о том, чтобы она знала о печальных и радостных сторонах жизни кровной семьи. Знала, чтобы не повторяла их ошибок, знала, чтобы чувствовала сопричастность к биологическим корням, чтобы в конечном итоге лучше понимала и принимала себя.
Очень хорошо, что Варя знает о том, что она – приемный ребенок, однако пока Мария не сможет справиться со своими страхами, ребенок всеми силами будет демонстрировать отсутствие интереса к биологическим родителям, дабы не обидеть любимых и любящих приемных. И еще, хочется ответить на риторический вопрос Марии. Какую пользу могут принести горе-родители
в воспитании ребенка? Никакую. Они не должны вообще никак вмешиваться и участвовать в ее воспитании, свой шанс они уже упустили. Речь идет об осведомленности самой Вари, о том, чтобы она знала о печальных и радостных сторонах жизни кровной семьи. Знала, чтобы не повторяла их ошибок, знала, чтобы чувствовала сопричастность к биологическим корням, чтобы
в конечном итоге лучше понимала
и принимала себя.
Очень хорошо, что Варя знает о том, что она – приемный ребенок, однако пока Мария не сможет справиться со своими страхами, ребенок всеми силами будет демонстрировать отсутствие интереса к биологическим родителям, дабы не обидеть любимых и любящих приемных. И еще, хочется ответить на риторический вопрос Марии. Какую пользу могут принести горе-родители в воспитании ребенка? Никакую. Они не должны вообще никак вмешиваться и участвовать
в ее воспитании, свой шанс они уже упустили. Речь идет об осведомленности самой Вари, о том, чтобы она знала о печальных
и радостных сторонах жизни кровной семьи. Знала, чтобы не повторяла их ошибок, знала, чтобы чувствовала сопричастность
к биологическим корням, чтобы в конечном итоге лучше понимала
и принимала себя.
Узнать как можно больше
Когда приемные родители даже теоретически не согласны
с тем, что ребёнку необходима информация о кровной родне, то чаще всего они ссылаются на то, что «ничего толком не известно». Для информированности надо хотеть, действовать, узнавать. Причем чем раньше вы начнете собирать сведения, тем легче их будет найти. Со временем многие следы теряются. Про разные способы и средства узнать информацию можно на вебинаре «Прошлое приемного ребенка»
Узнать как
можно больше
Когда приемные родители даже теоретически не согласны с тем, что ребёнку необходима информация о кровной родне, то чаще всего они ссылаются на то, что «ничего толком не известно». Для информированности надо хотеть, действовать, узнавать. Причем чем раньше вы начнете собирать сведения, тем легче их будет найти. Со временем многие следы теряются. Про разные способы и средства узнать информацию можно на вебинаре «Прошлое приемного ребенка»
Когда приемные родители даже теоретически
не согласны с тем, что ребёнку необходима информация о кровной родне, то чаще всего они ссылаются на то, что «ничего толком не известно». Для информированности надо хотеть, действовать, узнавать. Причем чем раньше вы начнете собирать сведения, тем легче их будет найти. Со временем многие следы теряются. Про разные способы и средства узнать информацию можно на вебинаре «Прошлое приемного ребенка»
Когда приемные родители даже теоретически не согласны с тем, что ребёнку необходима информация о кровной родне, то чаще всего они ссылаются на то, что «ничего толком не известно». Для информированности надо хотеть, действовать, узнавать. Причем чем раньше вы начнете собирать сведения, тем легче их будет найти. Со временем многие следы теряются. Про разные способы
и средства узнать информацию можно на вебинаре «Прошлое приемного ребенка»
Когда приемные родители даже теоретически
не согласны с тем, что ребёнку необходима информация о кровной родне, то чаще всего они ссылаются на то, что «ничего толком не известно». Для информированности надо хотеть, действовать, узнавать. Причем чем раньше вы начнете собирать сведения, тем легче их будет найти. Со временем многие следы теряются. Про разные способы и средства узнать информацию можно на вебинаре «Прошлое приемного ребенка»
Татьяна, мама трехлетнего Данилки нашла то, что хотела.
«Хотя Данил еще не задает вопросов, но я уверена, что он уже что-то знает. Я нашла его биологическую маму
в социальных сетях и написала ей. Чувства во время переписки были разные, но в первую очередь – сопереживание. Наша биомама была в сложной жизненной ситуации. Хотелось ее поддержать и успокоить, что с ребенком все в порядке. Хотелось больше узнать о его семье, его возможных талантах, передающихся по наследству, об истории отказа. Всё смогли спокойно и откровенно обсудить. Но общение решили пока не развивать. Договорились, что когда Данил вырастет – они обязательно встретятся. Она оставила адрес, по которому её всегда можно найти (через родственников). Информацию о ней я решила давать сыну поэтапно. Думаю до шести лет рассказать общую канву.
С шести до одиннадцати лет – именно о его истории без имен и фамилий.
В шестнадцать – восемнадцать рассказать все, чтобы он мог встретиться, если сам этого захочет». Хотя Татьяна еще не имеет опыта разговора с сыном на столь деликатные темы, она уже готова к возможным вопросам, и на многие из них знает достоверные ответы.

Мне кажется, что информация о биологической семье дает больше ключей к пониманию и самого ребенка. По-другому можно взглянуть на его поведение, страхи, тревоги, а также интересы и способности. По словам Людмилы, её приемной дочери было очень приятно узнать, в кого у неё абсолютный слух, потому что её биологический отец до всех жизненных перипетий был музыкантом. В личном деле таких сведений, конечно же, не было. Людмила проделала немалую работу, собирая сведения по крупицам: «Сбор информации не прост, но необходим. Из того, что узнаешь о родителях, далеко не все будет плохое, жизнь любого человека не бывает только черной. Отыщется и что-то хорошее, особенно если это искать. Дочери было крайне важно знать, что у биологических родителей были и светлые моменты жизни».

Татьяна, мама
трехлетнего Данилки
нашла то, что хотела.
«Хотя Данил еще не задает вопросов, но я уверена, что он уже что-то знает. Я нашла его биологическую маму
в социальных сетях и написала ей. Чувства во время переписки были разные, но в первую очередь – сопереживание. Наша биомама была в сложной жизненной ситуации. Хотелось ее поддержать и успокоить, что с ребенком все в порядке. Хотелось больше узнать о его семье, его возможных талантах, передающихся по наследству, об истории отказа. Всё смогли спокойно и откровенно обсудить. Но общение решили пока не развивать. Договорились, что когда Данил вырастет – они обязательно встретятся. Она оставила адрес, по которому её всегда можно найти (через родственников). Информацию о ней я решила давать сыну поэтапно. Думаю до шести лет рассказать общую канву. С шести до одиннадцати лет – именно о его истории без имен и фамилий.
В шестнадцать – восемнадцать рассказать все, чтобы он мог встретиться, если сам этого захочет». Хотя Татьяна еще не имеет опыта разговора с сыном на столь деликатные темы, она уже готова к возможным вопросам, и на многие из них знает достоверные ответы.

Мне кажется, что информация
о биологической семье дает больше ключей к пониманию и самого ребенка. По-другому можно взглянуть на его поведение, страхи, тревоги, а также интересы и способности. По словам Людмилы, её приемной дочери было очень приятно узнать, в кого у неё абсолютный слух, потому что её биологический отец до всех жизненных перипетий был музыкантом. В личном деле таких сведений, конечно же, не было. Людмила проделала немалую работу, собирая сведения по крупицам:
«Сбор информации не прост,
но необходим. Из того, что узнаешь
о родителях, далеко не все будет плохое, жизнь любого человека не бывает только черной. Отыщется и что-то хорошее, особенно если это искать. Дочери было крайне важно знать, что у биологических родителей были и светлые моменты жизни
».

Татьяна, мама трехлетнего
Данилки нашла то, что хотела.
«Хотя Данил еще не задает вопросов,
но я уверена, что он уже что-то знает. Я нашла его биологическую маму в социальных сетях
и написала ей. Чувства во время переписки были разные, но в первую очередь – сопереживание. Наша биомама была в сложной жизненной ситуации. Хотелось ее поддержать и успокоить, что с ребенком все в порядке. Хотелось больше узнать о его семье, его возможных талантах, передающихся по наследству, об истории отказа. Всё смогли спокойно и откровенно обсудить. Но общение решили пока не развивать. Договорились, что когда Данил вырастет – они обязательно встретятся. Она оставила адрес,
по которому её всегда можно найти (через родственников). Информацию о ней я решила давать сыну поэтапно. Думаю до шести лет рассказать общую канву. С шести до одиннадцати лет – именно о его истории без имен и фамилий.
В шестнадцать – восемнадцать рассказать все, чтобы он мог встретиться, если сам этого захочет». Хотя Татьяна еще не имеет опыта разговора с сыном на столь деликатные темы, она уже готова к возможным вопросам, и на многие
из них знает достоверные ответы.

Мне кажется, что информация о биологической семье дает больше ключей к пониманию и самого ребенка. По-другому можно взглянуть на его поведение, страхи, тревоги, а также интересы
и способности. По словам Людмилы, её приемной дочери было очень приятно узнать, в кого у неё абсолютный слух, потому что её биологический отец до всех жизненных перипетий был музыкантом. В личном деле таких сведений, конечно же, не было. Людмила проделала немалую работу, собирая сведения по крупицам: «Сбор информации не прост, но необходим. Из того, что узнаешь о родителях, далеко не все будет плохое, жизнь любого человека не бывает только черной. Отыщется и что-то хорошее, особенно если это искать. Дочери было крайне важно знать, что у биологических родителей были и светлые моменты жизни».

«Хотя Данил еще не задает вопросов, но я уверена, что он уже что-то знает. Я нашла его биологическую маму в социальных сетях
и написала ей. Чувства во время переписки были разные, но
в первую очередь – сопереживание. Наша биомама была в сложной жизненной ситуации. Хотелось ее поддержать и успокоить, что
с ребенком все в порядке. Хотелось больше узнать о его семье, его возможных талантах, передающихся по наследству, об истории отказа. Всё смогли спокойно и откровенно обсудить. Но общение решили пока не развивать. Договорились, что когда Данил вырастет – они обязательно встретятся. Она оставила адрес, по которому её всегда можно найти (через родственников). Информацию о ней
я решила давать сыну поэтапно. Думаю до шести лет рассказать общую канву. С шести до одиннадцати лет – именно о его истории без имен и фамилий.
В шестнадцать – восемнадцать рассказать все, чтобы он мог встретиться, если сам этого захочет». Хотя Татьяна еще не имеет опыта разговора с сыном на столь деликатные темы, она уже готова к возможным вопросам, и на многие из них знает достоверные ответы.

Мне кажется, что информация о биологической семье дает больше ключей к пониманию и самого ребенка. По-другому можно взглянуть на его поведение, страхи, тревоги, а также интересы
и способности. По словам Людмилы, её приемной дочери было очень приятно узнать, в кого у неё абсолютный слух, потому что
её биологический отец до всех жизненных перипетий был музыкантом. В личном деле таких сведений, конечно же, не было. Людмила проделала немалую работу, собирая сведения по крупицам: «Сбор информации не прост, но необходим. Из того, что узнаешь о родителях, далеко не все будет плохое, жизнь любого человека не бывает только черной. Отыщется и что-то хорошее, особенно если это искать. Дочери было крайне важно знать, что
у биологических родителей были и светлые моменты жизни
».

«Хотя Данил еще не задает вопросов, но я уверена, что он уже что-то знает. Я нашла его биологическую маму в социальных сетях и написала ей. Чувства во время переписки были разные,
но в первую очередь – сопереживание. Наша биомама была в сложной жизненной ситуации. Хотелось ее поддержать и успокоить, что с ребенком все в порядке. Хотелось больше узнать о его семье, его возможных талантах, передающихся по наследству, об истории отказа. Всё смогли спокойно
и откровенно обсудить. Но общение решили пока не развивать. Договорились, что когда Данил вырастет – они обязательно встретятся. Она оставила адрес, по которому её всегда можно найти (через родственников). Информацию о ней я решила давать сыну поэтапно. Думаю до шести лет рассказать общую канву. С шести до одиннадцати лет – именно о его истории без имен и фамилий.
В шестнадцать – восемнадцать рассказать все, чтобы он мог встретиться, если сам этого захочет». Хотя Татьяна еще не имеет опыта разговора с сыном на столь деликатные темы, она уже готова к возможным вопросам, и на многие из них знает достоверные ответы.

Мне кажется, что информация о биологической семье дает больше ключей к пониманию и самого ребенка. По-другому можно взглянуть на его поведение, страхи, тревоги, а также интересы
и способности. По словам Людмилы, её приемной дочери было очень приятно узнать, в кого у неё абсолютный слух, потому что её биологический отец до всех жизненных перипетий был музыкантом.
В личном деле таких сведений, конечно же, не было. Людмила проделала немалую работу, собирая сведения по крупицам: «Сбор информации не прост, но необходим. Из того, что узнаешь о родителях, далеко не все будет плохое, жизнь любого человека не бывает только черной. Отыщется и что-то хорошее, особенно если это искать. Дочери было крайне важно знать, что у биологических родителей были и светлые моменты жизни».

Услышать ребенка
Очень часто от приемные родители говорят: «Расскажу, когда будет интересоваться». Зачастую это – самообман. На цикле вебинаров «Говорим про усыновление» мы подробно разбираем когда нужно говорить про усыновление и что такое «запрос» ребенка. Редко можно встретить родителей малышей, которые бы отложили изучение цветов, форм, счета на момент «когда сам будет интересоваться». Родители считают необходимым сообщить чаду, что листик – зеленый, мячик – круглый, чайник – горячий. Когда у ребенка устойчивая привязанность к родителям и лад с окружающим миром, тогда у него высокий познавательный интерес к природе, явлениям, людям и себе. Если тайны усыновления нет, и вы уверены в том, что ребенок не интересуется личностью биологических родителей, стоит задуматься – почему? Может, как в случае с Варей, чтобы не огорчать родителей, если им тревожно об этом говорить; может, познавательный интерес не развит вообще; а может, он спрашивает не напрямую и его запрос трудно понять?
Услышать ребенка
Очень часто от приемные родители говорят: «Расскажу, когда будет интересоваться». Зачастую это – самообман. На цикле вебинаров «Говорим про усыновление» мы подробно разбираем когда нужно говорить про усыновление и что такое «запрос» ребенка. Редко можно встретить родителей малышей, которые бы отложили изучение цветов, форм, счета на момент «когда сам будет интересоваться». Родители считают необходимым сообщить чаду, что листик – зеленый, мячик – круглый, чайник – горячий. Когда у ребенка устойчивая привязанность к родителям и лад
с окружающим миром, тогда у него высокий познавательный интерес
к природе, явлениям, людям и себе. Если тайны усыновления нет, и вы уверены в том, что ребенок не интересуется личностью биологических родителей, стоит задуматься – почему? Может, как
в случае с Варей, чтобы не огорчать родителей, если им тревожно об этом говорить; может, познавательный интерес не развит вообще; а может, он спрашивает не напрямую и его запрос трудно понять?
Очень часто от приемные родители говорят: «Расскажу, когда будет интересоваться». Зачастую это – самообман. На цикле вебинаров «Говорим про усыновление» мы подробно разбираем когда нужно говорить про усыновление и что такое «запрос» ребенка. Редко можно встретить родителей малышей, которые бы отложили изучение цветов, форм, счета на момент «когда сам будет интересоваться». Родители считают необходимым сообщить чаду, что листик – зеленый, мячик – круглый, чайник – горячий. Когда у ребенка устойчивая привязанность к родителям
и лад с окружающим миром, тогда у него высокий познавательный интерес к природе, явлениям, людям и себе. Если тайны усыновления нет,
и вы уверены в том, что ребенок не интересуется личностью биологических родителей, стоит задуматься – почему? Может, как в случае
с Варей, чтобы не огорчать родителей, если им тревожно об этом говорить; может, познавательный интерес не развит вообще;
а может, он спрашивает не напрямую и его запрос трудно понять?
Очень часто от приемные родители говорят: «Расскажу, когда будет интересоваться». Зачастую это – самообман. На цикле вебинаров «Говорим про усыновление» мы подробно разбираем когда нужно говорить про усыновление и что такое «запрос» ребенка. Редко можно встретить родителей малышей, которые бы отложили изучение цветов, форм, счета на момент «когда сам будет интересоваться». Родители считают необходимым сообщить чаду, что листик – зеленый, мячик – круглый, чайник – горячий. Когда
у ребенка устойчивая привязанность к родителям и лад
с окружающим миром, тогда у него высокий познавательный интерес к природе, явлениям, людям и себе. Если тайны усыновления нет,
и вы уверены в том, что ребенок не интересуется личностью биологических родителей, стоит задуматься – почему? Может, как
в случае с Варей, чтобы не огорчать родителей, если им тревожно об этом говорить; может, познавательный интерес не развит вообще; а может, он спрашивает не напрямую и его запрос трудно понять?
Очень часто от приемные родители говорят: «Расскажу, когда будет интересоваться». Зачастую это – самообман. На цикле вебинаров «Говорим про усыновление» мы подробно разбираем когда нужно говорить про усыновление и что такое «запрос» ребенка. Редко можно встретить родителей малышей, которые бы отложили изучение цветов, форм, счета на момент «когда сам будет интересоваться». Родители считают необходимым сообщить чаду, что листик – зеленый, мячик – круглый, чайник – горячий. Когда у ребенка устойчивая привязанность к родителям и лад с окружающим миром, тогда у него высокий познавательный интерес к природе, явлениям, людям и себе. Если тайны усыновления нет,
и вы уверены в том, что ребенок не интересуется личностью биологических родителей, стоит задуматься – почему? Может, как в случае с Варей, чтобы не огорчать родителей, если им тревожно об этом говорить; может, познавательный интерес не развит вообще; а может,
он спрашивает не напрямую и его запрос трудно понять?
Лена, мама девятилетнего Саши делится своим опытом:
«На тему усыновления у Саши вопросов было много и самые разные: может ли усыновление отмениться, почему ребенок может остаться без родителей и так далее. Мы их обсуждали несколько лет, по мере взросления, в разных ракурсах. Но именно о биологической маме вопрос возник только недавно. Нужно сказать, что я всячески поощряю искренность
и возможность поговорить обо всем, что важно. И все-таки могу только догадываться, какого труда ребенку стоило сообщить мне о том, что он хотел бы на нее посмотреть.
В силу характера прямая просьба была для Саши совершенно невозможна. Он примерно месяц прибегал
к различным ухищрениям, чтобы мне об этом намекнуть,
и был настолько иносказателен, что я намеков попросту не замечала. Наконец догадалась, переспросила – подтвердил. Поскольку он хотел её увидеть, а в социальных сетях ее не было, решили ехать с мужем на разведку по месту последней прописки (были паспортные данные).
Я думала, если мы встретимся, то сможем найти общий язык, как два человека, как две женщины. Мы тревожились, но были готовы к любому исходу, никого не найти – тоже результат. Главное – обещали и сделали. Удивительно, но маму мы нашли достаточно легко, поговорили, сказали, что приехали по просьбе ребенка, который у нее родился
в таком-то году, сфотографировали. Она с интересом посмотрела на его фото, была тронута, предлагала встретиться всем вместе. В итоге, задание ребенка выполнено «на отлично», но осталось самое сложное – составить разговор с Сашей».
Лене и её мужу понадобилось немало мужества, чтобы разыскать биологическую маму их сына и встретиться с ней лично. Когда есть понимание насколько это важно ребенку, то находятся и время, и силы,
и мужество.

Лена, мама
девятилетнего
Саши делится своим
опытом:
«На тему усыновления у Саши вопросов было много и самые разные: может ли усыновление отмениться, почему ребенок может остаться без родителей
и так далее. Мы их обсуждали несколько лет, по мере взросления, в разных ракурсах. Но именно о биологической маме вопрос возник только недавно. Нужно сказать, что я всячески поощряю искренность и возможность поговорить обо всем, что важно. И все-таки могу только догадываться, какого труда ребенку стоило сообщить мне о том, что он хотел бы на нее посмотреть. В силу характера прямая просьба была для Саши совершенно невозможна. Он примерно месяц прибегал к различным ухищрениям, чтобы мне об этом намекнуть, и был настолько иносказателен, что я намеков попросту не замечала. Наконец догадалась, переспросила – подтвердил. Поскольку он хотел её увидеть, а в социальных сетях ее не было, решили ехать с мужем на разведку по месту последней прописки (были паспортные данные).

Я думала, если мы встретимся, то сможем найти общий язык, как два человека, как две женщины. Мы тревожились, но были готовы к любому исходу, никого не найти – тоже результат. Главное – обещали и сделали. Удивительно, но маму мы нашли достаточно легко, поговорили, сказали, что приехали по просьбе ребенка, который у нее родился в таком-то году, сфотографировали. Она с интересом посмотрела на его фото, была тронута, предлагала встретиться всем вместе.
В итоге, задание ребенка выполнено «на отлично», но осталось самое сложное – составить разговор с Сашей».
Лене и её мужу понадобилось немало мужества, чтобы разыскать биологическую маму их сына и встретиться с ней лично. Когда есть понимание насколько это важно ребенку, то находятся и время, и силы, и мужество.


Лена, мама девятилетнего Саши делится своим опытом:
«На тему усыновления у Саши вопросов было много и самые разные: может ли усыновление отмениться, почему ребенок может остаться без родителей и так далее. Мы их обсуждали несколько лет, по мере взросления, в разных ракурсах. Но именно о биологической маме вопрос возник только недавно. Нужно сказать, что я всячески поощряю искренность и возможность поговорить обо всем, что важно. И все-таки могу только догадываться, какого труда ребенку стоило сообщить мне о том, что он хотел бы на нее посмотреть. В силу характера прямая просьба была для Саши совершенно невозможна. Он примерно месяц прибегал к различным ухищрениям, чтобы мне об этом намекнуть,
и был настолько иносказателен, что я намеков попросту не замечала. Наконец догадалась, переспросила – подтвердил. Поскольку он хотел её увидеть, а в социальных сетях ее не было, решили ехать с мужем на разведку по месту последней прописки (были паспортные данные).

Я думала, если мы встретимся, то сможем найти общий язык, как два человека, как две женщины. Мы тревожились, но были готовы к любому исходу, никого не найти – тоже результат. Главное – обещали и сделали. Удивительно, но маму мы нашли достаточно легко, поговорили, сказали, что приехали по просьбе ребенка, который у нее родился в таком-то году, сфотографировали. Она
с интересом посмотрела на его фото, была тронута, предлагала встретиться всем вместе. В итоге, задание ребенка выполнено «на отлично»,
но осталось самое сложное – составить разговор
с Сашей».
Лене и её мужу понадобилось немало мужества, чтобы разыскать биологическую маму их сына и встретиться с ней лично. Когда есть понимание насколько это важно ребенку,
то находятся и время, и силы,
и мужество.
«На тему усыновления у Саши вопросов было много и самые разные: может ли усыновление отмениться, почему ребенок может остаться без родителей и так далее. Мы их обсуждали несколько лет, по мере взросления, в разных ракурсах. Но именно о биологической маме вопрос возник только недавно. Нужно сказать, что я всячески поощряю искренность и возможность поговорить обо всем, что важно. И все-таки могу только догадываться, какого труда ребенку стоило сообщить мне о том, что он хотел бы на нее посмотреть.
В силу характера прямая просьба была для Саши совершенно невозможна. Он примерно месяц прибегал к различным ухищрениям, чтобы мне об этом намекнуть, и был настолько иносказателен, что я намеков попросту не замечала. Наконец догадалась, переспросила – подтвердил. Поскольку он хотел её увидеть, а в социальных сетях ее не было, решили ехать с мужем на разведку по месту последней прописки (были паспортные данные).

Я думала, если мы встретимся, то сможем найти общий язык, как два человека, как две женщины. Мы тревожились, но были готовы
к любому исходу, никого не найти – тоже результат. Главное – обещали и сделали. Удивительно, но маму мы нашли достаточно легко, поговорили, сказали, что приехали по просьбе ребенка, который у нее родился в таком-то году, сфотографировали. Она
с интересом посмотрела на его фото, была тронута, предлагала встретиться всем вместе. В итоге, задание ребенка выполнено
«на отлично», но осталось самое сложное – составить разговор
с Сашей».
Лене и её мужу понадобилось немало мужества, чтобы разыскать биологическую маму их сына и встретиться с ней лично. Когда есть понимание насколько это важно ребенку, то находятся
и время, и силы, и мужество.
«На тему усыновления у Саши вопросов было много и самые разные: может ли усыновление отмениться, почему ребенок может остаться без родителей и так далее. Мы их обсуждали несколько лет, по мере взросления, в разных ракурсах. Но именно о биологической маме вопрос возник только недавно. Нужно сказать, что я всячески поощряю искренность и возможность поговорить обо всем, что важно. И все-таки могу только догадываться, какого труда ребенку стоило сообщить мне о том, что он хотел бы на нее посмотреть. В силу характера прямая просьба была для Саши совершенно невозможна. Он примерно месяц прибегал к различным ухищрениям, чтобы мне об этом намекнуть,
и был настолько иносказателен, что я намеков попросту не замечала. Наконец догадалась, переспросила – подтвердил. Поскольку он хотел её увидеть, а в социальных сетях ее не было, решили ехать с мужем на разведку по месту последней прописки (были паспортные данные).

Я думала, если мы встретимся, то сможем найти общий язык, как два человека, как две женщины. Мы тревожились, но были готовы к любому исходу, никого не найти – тоже результат. Главное – обещал
и и сделали. Удивительно, но маму мы нашли достаточно легко, поговорили, сказали, что приехали
по просьбе ребенка, который у нее родился в таком-то году, сфотографировали. Она с интересом посмотрела на его фото, была тронута, предлагала встретиться всем вместе. В итоге, задание ребенка выполнено «на отлично», но осталось самое сложное – составить разговор с Сашей».
Лене и её мужу понадобилось немало мужества, чтобы разыскать биологическую маму их сына и встретиться с ней лично. Когда есть понимание насколько это важно ребенку, то находятся и время, и силы,
и мужество.


Рассказать обо всем понятно
Собрать информацию бывает непросто, но гораздо труднее найти правильные слова, чтобы передать ее ребенку. Лена, разыскав и сфотографировав маму Саши, так и не может начать разговор с ребенком: «Я немного трушу предъявить ему результаты. Не могу найти правильные слова, настроиться на волну поддержки. Очень, очень боюсь его ранить тем, что у биологической мамы еще есть дети, и все они с ней. Просто боюсь быть неуклюжей и причинить ему боль. Я взяла себе отсрочку, но время идет, и ничего не меняется, видимо, так и придется разговаривать «неготовой».
Собрать информацию бывает непросто, но гораздо труднее найти правильные слова, чтобы передать ее ребенку. Лена, разыскав и сфотографировав маму Саши, так и не может начать разговор с ребенком: «Я немного трушу предъявить ему результаты. Не могу найти правильные слова, настроиться на волну поддержки. Очень, очень боюсь его ранить тем, что у биологической мамы еще есть дети, и все они с ней. Просто боюсь быть неуклюжей
и причинить ему боль. Я взяла себе отсрочку, но время идет, и ничего не меняется, видимо, так и придется разговаривать «неготовой».
Рассказать обо
всём понятно
Рассказать обо всем понятно
Собрать информацию бывает непросто,
но гораздо труднее найти правильные слова, чтобы передать ее ребенку. Лена, разыскав
и сфотографировав маму Саши, так и не может начать разговор с ребенком: «Я немного трушу предъявить ему результаты. Не могу найти правильные слова, настроиться на волну поддержки. Очень, очень боюсь его ранить тем, что у биологической мамы еще есть дети, и все они с ней. Просто боюсь быть неуклюжей
и причинить ему боль. Я взяла себе отсрочку,
но время идет, и ничего не меняется, видимо, так
и придется разговаривать «неготовой».
Собрать информацию бывает непросто, но гораздо труднее найти правильные слова, чтобы передать ее ребенку. Лена, разыскав
и сфотографировав маму Саши, так и не может начать разговор
с ребенком: «Я немного трушу предъявить ему результаты. Не могу найти правильные слова, настроиться на волну поддержки. Очень, очень боюсь его ранить тем, что у биологической мамы еще есть дети, и все они с ней. Просто боюсь быть неуклюжей и причинить ему боль. Я взяла себе отсрочку, но время идет, и ничего не меняется, видимо, так и придется разговаривать «неготовой».
Собрать информацию бывает непросто, но гораздо труднее найти правильные слова, чтобы передать ее ребенку. Лена, разыскав
и сфотографировав маму Саши, так и не может начать разговор
с ребенком: «Я немного трушу предъявить ему результаты. Не могу найти правильные слова, настроиться на волну поддержки. Очень, очень боюсь его ранить тем, что у биологической мамы еще есть дети, и все они с ней. Просто боюсь быть неуклюжей и причинить ему боль. Я взяла себе отсрочку, но время идет, и ничего не меняется, видимо, так и придется разговаривать «неготовой».
Страх ранить, разрушить безмятежное неведение ребенка, разрушить сложившиеся отношения, – переживания не безосновательные. Действительно задача очень сложная,
но решить её необходимо. Многим помогает репетиция важного разговора. Слушателем может быть как тематический психолог, так и просто человек, чуткости которому вы доверяете. Важно этот разговор составить
от первого лица. Так, Лена могла бы проговорить мужу примерно следующее: «Саша, я помню, что ты хотел увидеть свою биологическую маму. У меня есть ее фотография.
Мы с папой съездили к ней в гости и попросили разрешения сфотографировать специально для тебя…» Во время этой репетиции есть возможность отследить свои чувства, подобрать слова и, получив обратную связь от мужа, скорректировать свою речь.

Олеся, мама семилетней Ксюши, справилась с очень сложной задачей – смогла рассказать дочери о том, что ее биологическая мама убила биологического папу и поэтому находится в тюрьме.
«Вопросы начались с того, как она была у меня в животике.
Я объяснила Ксюше, что она была в животике у женщины Насти, пошли вопросы, кто такая Настя, где она сейчас
и другие.


Так же были вопросы о папе, но до пятилетнего возраста ее устраивала информация о том, что папа погиб и сейчас на небесах. В пять лет дочь начала интересоваться причиной гибели, настойчиво, практически каждый день, и мне потребовался год, чтобы подобрать слова и все объяснить.
Я не знала, с кем посоветоваться, как и каким языком рассказать пятилетнему ребенку об этом, но дочь была настойчива. Примерно в шесть лет у Ксюши в садике произошла ситуация, когда одна девочка толкнула другую и та сломала руку. И когда дочь очередной раз спросила, как погиб папа, я ответила, что иногда, вольно или невольно, один человек может нанести вред другому, привела пример девочек в садике. Потом сказала, что Настя нанесла сильный вред папе, он умер, а Настя была за это наказана. Дочь спросила, как это произошло, и за что она его убила?
Я ответила, что не присутствовала при этом, и не знаю, как
и за что. В этот момент нам обеим было морально тяжело».
Олеся поступила грамотно, обдуманно и взвешенно, отвечая именно на вопросы ребенка, которые её интересовали. Информация очень суровая, и даже при самом деликатном
её изложении (как в данном случае), требуется немало усилий, чтобы её «переварить».

Страх ранить, разрушить безмятежное неведение ребенка, разрушить сложившиеся отношения, – переживания не безосновательные. Действительно задача очень сложная, но решить её необходимо. Многим помогает репетиция важного разговора. Слушателем может быть как тематический психолог, так
и просто человек, чуткости которому вы доверяете. Важно этот разговор составить от первого лица. Так, Лена могла бы проговорить мужу примерно следующее: «Саша, я помню, что ты хотел увидеть свою биологическую маму. У меня есть ее фотография. Мы с папой съездили к ней в гости
и попросили разрешения
сфотографировать специально для тебя…» Во время этой репетиции есть возможность отследить свои чувства, подобрать слова и, получив обратную связь от мужа, скорректировать свою речь.

Олеся, мама семилетней Ксюши, справилась с очень сложной задачей – смогла рассказать дочери о том, что ее биологическая мама убила биологического папу и поэтому находится в тюрьме. «Вопросы начались с того, как она была у меня в животике. Я объяснила Ксюше, что она была в животике у женщины Насти, пошли вопросы, кто такая Настя, где она сейчас и другие.

Так же были вопросы о папе, но до пятилетнего возраста ее устраивала информация о том, что папа погиб и сейчас на небесах. В пять лет дочь начала интересоваться причиной гибели, настойчиво, практически каждый день, и мне потребовался год, чтобы подобрать слова и все объяснить. Я не знала, с кем посоветоваться, как и каким языком рассказать пятилетнему ребенку об этом, но дочь была настойчива. Примерно в шесть лет у Ксюши в садике произошла ситуация, когда одна девочка толкнула другую и та сломала руку. И когда дочь очередной раз спросила, как погиб папа, я ответила, что иногда, вольно или невольно, один человек может нанести вред другому, привела пример девочек в садике. Потом сказала, что Настя нанесла сильный вред папе, он умер, а Настя была за это наказана. Дочь спросила, как это произошло, и за что она его убила? Я ответила, что не присутствовала при этом, и не знаю, как и за что. В этот момент нам обеим было морально тяжело». Олеся поступила грамотно, обдуманно и взвешенно, отвечая именно на вопросы ребенка, которые её интересовали. Информация очень суровая, и даже при самом деликатном её изложении (как в данном случае), требуется немало усилий, чтобы её «переварить».

Так же были вопросы о папе, но до пятилетнего возраста ее устраивала информация о том, что папа погиб и сейчас на небесах. В пять лет дочь начала интересоваться причиной гибели, настойчиво, практически каждый день,
и мне потребовался год, чтобы подобрать слова и все объяснить. Я не знала, с кем посоветоваться, как и каким языком рассказать пятилетнему ребенку об этом, но дочь была настойчива. Примерно в шесть лет у Ксюши в садике произошла ситуация, когда одна девочка толкнула другую и та сломала руку. И когда дочь очередной раз спросила, как погиб папа, я ответила, что иногда, вольно или невольно, один человек может нанести вред другому, привела пример девочек
в садике. Потом сказала, что Настя нанесла сильный вред папе, он умер, а Настя была за это наказана. Дочь спросила, как это произошло, и за что она его убила? Я ответила, что не присутствовала при этом, и не знаю, как
и за что. В этот момент нам обеим было морально тяжело».
Олеся поступила грамотно, обдуманно
и взвешенно, отвечая именно на вопросы ребенка, которые её интересовали. Информация очень суровая, и даже при самом деликатном её изложении (как в данном случае), требуется немало усилий, чтобы её «переварить».

Страх ранить, разрушить безмятежное неведение ребенка, разрушить сложившиеся отношения, – переживания не безосновательные. Действительно задача очень сложная,
но решить её необходимо. Многим помогает репетиция важного разговора. Слушателем может быть как тематический психолог, так и просто человек, чуткости которому вы доверяете. Важно этот разговор составить от первого лица. Так, Лена могла бы проговорить мужу примерно следующее: «Саша, я помню, что ты хотел увидеть свою биологическую маму. У меня есть ее фотография. Мы с папой съездили к ней в гости и попросили разрешения сфотографировать специально для тебя…» Во время этой репетиции есть возможность отследить свои чувства, подобрать слова и, получив обратную связь от мужа, скорректировать свою речь.

Олеся, мама семилетней Ксюши, справилась с очень сложной задачей – смогла рассказать дочери о том, что ее биологическая мама убила биологического папу и поэтому находится в тюрьме.
«Вопросы начались с того, как она была у меня в животике.
Я объяснила Ксюше, что она была в животике у женщины Насти, пошли вопросы, кто такая Настя, где она сейчас
и другие.


Так же были вопросы о папе, но до пятилетнего возраста ее устраивала информация о том, что папа погиб и сейчас на небесах. В пять лет дочь начала интересоваться причиной гибели, настойчиво, практически каждый день, и мне потребовался год, чтобы подобрать слова и все объяснить. Я не знала, с кем посоветоваться, как и каким языком рассказать пятилетнему ребенку об этом, но дочь была настойчива. Примерно в шесть лет
у Ксюши в садике произошла ситуация, когда одна девочка толкнула другую и та сломала руку. И когда дочь очередной раз спросила, как погиб папа, я ответила, что иногда, вольно или невольно, один человек может нанести вред другому, привела пример девочек
в садике. Потом сказала, что Настя нанесла сильный вред папе, он умер, а Настя была за это наказана. Дочь спросила, как это произошло, и за что она его убила? Я ответила, что не присутствовала при этом, и не знаю, как и за что. В этот момент нам обеим было морально тяжело».
Олеся поступила грамотно, обдуманно и взвешенно, отвечая именно на вопросы ребенка, которые её интересовали. Информация очень суровая, и даже при самом деликатном её изложении (как в данном случае), требуется немало усилий, чтобы её «переварить».
Страх ранить, разрушить безмятежное неведение ребенка, разрушить сложившиеся отношения, – переживания не безосновательные. Действительно задача очень сложная, но решить её необходимо. Многим помогает репетиция важного разговора. Слушателем может быть как тематический психолог, так и просто человек, чуткости которому вы доверяете. Важно этот разговор составить
от первого лица. Так, Лена могла бы проговорить мужу примерно следующее: «Саша, я помню, что ты хотел увидеть свою биологическую маму. У меня есть ее фотография. Мы с папой съездили к ней в гости и попросили разрешения сфотографировать специально для тебя…» Во время этой репетиции есть возможность отследить свои чувства, подобрать слова и, получив обратную связь от мужа, скорректировать свою речь.

Олеся, мама семилетней Ксюши, справилась с очень сложной задачей – смогла рассказать дочери
о том, что ее биологическая мама убила биологического папу и поэтому находится в тюрьме.
«Вопросы начались с того, как она была у меня в животике. Я объяснила Ксюше, что она была
в животике у женщины Насти, пошли вопросы, кто такая Настя, где она сейчас
и другие.

Так же были вопросы о папе, но до пятилетнего возраста ее устраивала информация о том, что папа погиб и сейчас на небесах. В пять лет дочь начала интересоваться причиной гибели, настойчиво, практически каждый день, и мне потребовался год, чтобы подобрать слова и все объяснить.
Я не знала, с кем посоветоваться, как и каким языком рассказать пятилетнему ребенку об этом, но дочь была настойчива. Примерно в шесть лет у Ксюши в садике произошла ситуация, когда одна девочка толкнула другую и та сломала руку. И когда дочь очередной раз спросила, как погиб папа, я ответила, что иногда, вольно или невольно, один человек может нанести вред другому, привела пример девочек
в садике. Потом сказала, что Настя нанесла сильный вред папе, он умер, а Настя была за это наказана. Дочь спросила, как это произошло, и за что она его убила? Я ответила, что не присутствовала при этом, и не знаю, как и за что. В этот момент нам обеим было морально тяжело».
Олеся поступила грамотно, обдуманно и взвешенно, отвечая именно на вопросы ребенка, которые её интересовали. Информация очень суровая, и даже при самом деликатном её изложении (как в данном случае), требуется немало усилий, чтобы её «переварить».
Страх ранить, разрушить безмятежное неведение ребенка, разрушить сложившиеся отношения, – переживания не безосновательные. Действительно задача очень сложная, но решить её необходимо. Многим помогает репетиция важного разговора. Слушателем может быть как тематический психолог, так и просто человек, чуткости которому вы доверяете. Важно этот разговор составить
от первого лица. Так, Лена могла бы проговорить мужу примерно следующее: «Саша, я помню, что ты хотел увидеть свою биологическую маму. У меня есть ее фотография. Мы с папой съездили к ней в гости и попросили разрешения сфотографировать специально для тебя…» Во время этой репетиции есть возможность отследить свои чувства, подобрать слова и, получив обратную связь от мужа, скорректировать свою речь.

Олеся, мама семилетней Ксюши, справилась с очень сложной задачей – смогла рассказать дочери о том, что ее биологическая мама убила биологического папу и поэтому находится в тюрьме.«Вопросы начались с того, как она была у меня в животике. Я объяснила Ксюше, что она была в животике у женщины Насти, пошли вопросы, кто такая Настя, где она сейчас
и другие.

Наблюдать и поддерживать
Олеся и Ксюша приложили немало усилий, чтобы полученная информация не просто усвоилась, но и эмоционально прожилась, перестала быть суперзначимой, невыносимой, постыдной. «Нам семь месяцев пришлось ходить к психологу, а также посетить несколько совместных тренингов, чтобы привести дочь в чувства, – вспоминает Олеся. Отношения
у нас открытые, доверительные, спустя год все наладилось, негативно на нашем общении эта информация не сказалась, мы пережили это вместе».
Чувство единения, когда тебя
не бросают в трудных переживаниях и принимают вместе
со всеми событиями из твоего прошлого, и есть самый важный терапевтический эффект. Именно поэтому ребенку необходимо знать определяющие моменты собственной жизни. Ведь вследствие этих трагических событий Ксюша стала дочкой Олеси.
Наблюдать
и поддерживать
Олеся и Ксюша приложили немало усилий, чтобы полученная информация не просто усвоилась, но и эмоционально прожилась, перестала быть суперзначимой, невыносимой, постыдной. «Нам семь месяцев пришлось ходить к психологу, а также посетить несколько совместных тренингов, чтобы привести дочь
в чувства, – вспоминает Олеся. Отношения у нас открытые, доверительные, спустя год все наладилось, негативно на нашем общении эта информация не сказалась, мы пережили это вместе».
Чувство единения, когда тебя не бросают в трудных переживаниях и принимают вместе со всеми событиями из твоего прошлого, и есть самый важный терапевтический эффект. Именно поэтому ребенку необходимо знать определяющие моменты собственной жизни. Ведь вследствие этих трагических событий Ксюша стала дочкой Олеси.
Наблюдать и поддерживать
Олеся и Ксюша приложили немало усилий, чтобы полученная информация не просто усвоилась,
но и эмоционально прожилась, перестала быть суперзначимой, невыносимой, постыдной. «Нам семь месяцев пришлось ходить к психологу,
а также посетить несколько совместных тренингов, чтобы привести дочь в чувства, – вспоминает Олеся. Отношения у нас открытые, доверительные, спустя год все наладилось, негативно на нашем общении эта информация
не сказалась, мы пережили это вместе».
Чувство единения, когда тебя не бросают в трудных переживаниях и принимают вместе
со всеми событиями из твоего прошлого, и есть самый важный терапевтический эффект. Именно поэтому ребенку необходимо знать определяющие моменты собственной жизни. Ведь вследствие этих трагических событий Ксюша стала дочкой Олеси.
Наблюдать
и поддерживать
Олеся и Ксюша приложили немало усилий, чтобы полученная информация не просто усвоилась, но и эмоционально прожилась, перестала быть суперзначимой, невыносимой, постыдной. «Нам семь месяцев пришлось ходить к психологу, а также посетить несколько совместных тренингов, чтобы привести дочь в чувства, – вспоминает Олеся. Отношения у нас открытые, доверительные, спустя год все наладилось, негативно на нашем общении эта информация не сказалась, мы пережили это вместе». Чувство единения, когда тебя
не бросают в трудных переживаниях и принимают вместе
со всеми событиями из твоего прошлого, и есть самый важный терапевтический эффект. Именно поэтому ребенку необходимо знать определяющие моменты собственной жизни. Ведь вследствие этих трагических событий Ксюша стала дочкой Олеси.
Олеся и Ксюша приложили немало усилий, чтобы полученная информация не просто усвоилась,
но и эмоционально прожилась, перестала быть суперзначимой, невыносимой, постыдной. «Нам семь месяцев пришлось ходить к психологу, а также посетить несколько совместных тренингов, чтобы привести дочь в чувства, – вспоминает Олеся. Отношения у нас открытые, доверительные, спустя год все наладилось, негативно на нашем общении эта информация не сказалась, мы пережили это вместе». Чувство единения, когда тебя
не бросают в трудных переживаниях и принимают вместе со всеми событиями из твоего прошлого,
и есть самый важный терапевтический эффект. Именно поэтому ребенку необходимо знать определяющие моменты собственной жизни. Ведь вследствие этих трагических событий Ксюша стала дочкой Олеси.
Наблюдать
и поддерживать
Ольга тоже рассказывала девятилетнему сыну
о биологической семье. «От меня Дима знает, что
у биологической мамы были проблемы со здоровьем, и у нее была вредная привычка, которая не дала ей возможности растить ребёнка самой. Недавно, вступив в социальных сетях в переписку с одним из её друзей, я нашла Диминого родного старшего брата. Гамма чувств была разнообразная,
но главное – ревность. С другой стороны, было больно за них двоих. Прошло время и мне стало легче. Я планировала сначала все обсудить с психологом, но разговор с Димой случился спонтанно. Вечером сын подошёл ко мне, когда
я пересматривала фотографии в сети. Я просто сказала, что вот нашла его брата. Дима удивился, но очень обрадовался, разволновался. И просто пришёл в восторг, когда увидел фотографии брата с огромной щукой в руках. Это было похоже на гордость. Затем, немного поколебавшись,
я показала фото биологической мамы.Он посмотрел, уже без такого восторга, но с интересом. Мне стало легче, я увидела, что у него на самом деле нет никакого стремления
к биоматери, вот братом он сильно заинтересовался, хотя больше разговоров о нем не заводил.

В дальнейшем, если Дима захочет, мы планируем наладить их общение. Моё мнение – рассказывать надо, я с самого начала считала, что, как только настанет срок, я расскажу сыну всё, что знаю. Я сама не переношу неведение и полуправду». Многие приемные мамы, справившись со своими опасениями и тревогами, отмечают, что после разговора с ребенком о его биологических корнях, чувствуют не просто облегчение, но единение, душевную близость и выход на новый виток отношений. Какой бы ни была информация, если помочь ребенку её пережить, она не отталкивает от приемных родителей, а наоборот, сближает. Однако стоит подчеркнуть, что все слова о биологических родственниках должны звучать без ненависти, открытого осуждения, штампов «плохой», «алкаш», «преступник», чтобы не вызвать противоположный эффект. Люди изначально все хорошие, но, сталкиваясь
с обстоятельствами, совершают плохие поступки, мешающие им растить своих детей самостоятельно.
Ольга тоже рассказывала девятилетнему сыну о биологической семье. «От меня Дима знает, что у биологической мамы были проблемы со здоровьем, и у нее была вредная привычка, которая не дала ей возможности растить ребёнка самой. Недавно, вступив в социальных сетях в переписку с одним из её друзей, я нашла Диминого родного старшего брата. Гамма чувств была разнообразная, но главное – ревность. С другой стороны, было больно за них двоих. Прошло время и мне стало легче. Я планировала сначала все обсудить с психологом, но разговор с Димой случился спонтанно. Вечером сын подошёл ко мне, когда я пересматривала фотографии в сети. Я просто сказала, что вот нашла его брата. Дима удивился, но очень обрадовался, разволновался. И просто пришёл в восторг, когда увидел фотографии брата с огромной щукой в руках. Это было похоже на гордость. Затем, немного поколебавшись,
я показала фото биологической мамы.Он посмотрел, уже без такого восторга, но с интересом. Мне стало легче, я увидела, что у него на самом деле нет никакого стремления к биоматери, вот братом он сильно заинтересовался, хотя больше разговоров о нем не заводил.
В дальнейшем, если Дима захочет, мы планируем наладить их общение. Моё мнение – рассказывать надо, я с самого начала считала, что, как только настанет срок, я расскажу сыну всё, что знаю. Я сама не переношу неведение и полуправду». Многие приемные мамы, справившись со своими опасениями и тревогами, отмечают, что после разговора с ребенком о его биологических корнях, чувствуют не просто облегчение, но единение, душевную близость и выход на новый виток отношений. Какой бы ни была информация, если помочь ребенку её пережить, она не отталкивает от приемных родителей, а наоборот, сближает. Однако стоит подчеркнуть, что все слова о биологических родственниках должны звучать без ненависти, открытого осуждения, штампов «плохой», «алкаш», «преступник», чтобы не вызвать противоположный эффект. Люди изначально все хорошие, но, сталкиваясь с обстоятельствами, совершают плохие поступки, мешающие им растить своих детей самостоятельно.
В дальнейшем, если Дима захочет, мы планируем наладить их общение. Моё мнение – рассказывать надо, я с самого начала считала, что, как только настанет срок, я расскажу сыну всё, что знаю. Я сама не переношу неведение и полуправду». Многие приемные мамы, справившись со своими опасениями
и тревогами, отмечают, что после разговора с ребенком о его биологических корнях, чувствуют не просто облегчение, но единение, душевную близость и выход на новый виток отношений. Какой бы ни была информация, если помочь ребенку её пережить, она не отталкивает от приемных родителей,
а наоборот, сближает. Однако стоит подчеркнуть, что все слова о биологических родственниках должны звучать без ненависти, открытого осуждения, штампов «плохой», «алкаш», «преступник», чтобы не вызвать противоположный эффект. Люди изначально все хорошие, но, сталкиваясь с обстоятельствами, совершают плохие поступки, мешающие им растить своих детей самостоятельно.
Ольга тоже рассказывала девятилетнему сыну о биологической семье. «От меня Дима знает, что
у биологической мамы были проблемы со здоровьем, и у нее была вредная привычка, которая не дала ей возможности растить ребёнка самой. Недавно, вступив в социальных сетях в переписку с одним из её друзей, я нашла Диминого родного старшего брата. Гамма чувств была разнообразная, но главное – ревность. С другой стороны, было больно за них двоих. Прошло время и мне стало легче.
Я планировала сначала все обсудить с психологом, но разговор с Димой случился спонтанно. Вечером сын подошёл ко мне, когда я пересматривала фотографии в сети. Я просто сказала, что вот нашла его брата. Дима удивился, но очень обрадовался, разволновался. И просто пришёл в восторг, когда увидел фотографии брата с огромной щукой в руках. Это было похоже на гордость. Затем, немного поколебавшись, я показала фото биологической мамы. Он посмотрел, уже без такого восторга,
но с интересом. Мне стало легче, я увидела, что у него на самом деле нет никакого стремления
к биоматери, вот братом он сильно заинтересовался, хотя больше разговоров о нем не заводил.

В дальнейшем, если Дима захочет, мы планируем наладить их общение. Моё мнение – рассказывать надо, я с самого начала считала, что, как только настанет срок, я расскажу сыну всё, что знаю. Я сама не переношу неведение и полуправду». Многие приемные мамы, справившись со своими опасениями
и тревогами, отмечают, что после разговора с ребенком о его биологических корнях, чувствуют не просто облегчение, но единение, душевную близость и выход на новый виток отношений. Какой бы ни была информация, если помочь ребенку её пережить, она не отталкивает от приемных родителей, а наоборот, сближает. Однако стоит подчеркнуть, что все слова о биологических родственниках должны звучать без ненависти, открытого осуждения, штампов «плохой», «алкаш», «преступник», чтобы не вызвать противоположный эффект. Люди изначально все хорошие,
но, сталкиваясь с обстоятельствами, совершают плохие поступки, мешающие им растить своих детей самостоятельно.
Ольга тоже рассказывала девятилетнему сыну о биологической семье. «От меня Дима знает, что у биологической мамы были проблемы со здоровьем, и у нее была вредная привычка, которая
не дала ей возможности растить ребёнка самой. Недавно, вступив
в социальных сетях в переписку с одним из её друзей, я нашла Диминого родного старшего брата. Гамма чувств была разнообразная, но главное – ревность. С другой стороны, было больно за них двоих. Прошло время и мне стало легче.
Я планировала сначала все обсудить с психологом, но разговор
с Димой случился спонтанно. Вечером сын подошёл ко мне, когда
я пересматривала фотографии в сети. Я просто сказала, что вот нашла его брата. Дима удивился, но очень обрадовался, разволновался. И просто пришёл в восторг, когда увидел фотографии брата с огромной щукой в руках. Это было похоже
на гордость. Затем, немного поколебавшись, я показала фото биологической мамы. Он посмотрел, уже без такого восторга,
но с интересом. Мне стало легче, я увидела, что у него на самом деле нет никакого стремления к биоматери, вот братом он сильно заинтересовался, хотя больше разговоров о нем не заводил.

В дальнейшем, если Дима захочет, мы планируем наладить их общение. Моё мнение – рассказывать надо, я с самого начала считала, что, как только настанет срок, я расскажу сыну всё, что знаю.
Я сама не переношу неведение и полуправду».
Многие приемные мамы, справившись со своими опасениями и тревогами, отмечают, что после разговора с ребенком о его биологических корнях, чувствуют не просто облегчение, но единение, душевную близость и выход на новый виток отношений. Какой бы ни была информация, если помочь ребенку её пережить, она не отталкивает от приемных родителей, а наоборот, сближает. Однако стоит подчеркнуть, что все слова
о биологических родственниках должны звучать без ненависти, открытого осуждения, штампов «плохой», «алкаш», «преступник», чтобы не вызвать противоположный эффект. Люди изначально все хорошие, но, сталкиваясь с обстоятельствами, совершают плохие поступки, мешающие им растить своих детей самостоятельно.
Ольга тоже рассказывала девятилетнему сыну
о биологической семье. «От меня Дима знает, что
у биологической мамы были проблемы со здоровьем, и у нее была вредная привычка, которая не дала ей возможности растить ребёнка самой. Недавно, вступив в социальных сетях
в переписку с одним из её друзей, я нашла Диминого родного старшего брата. Гамма чувств была разнообразная, но главное – ревность.
С другой стороны, было больно за них двоих. Прошло время и мне стало легче. Я планировала сначала все обсудить с психологом, но разговор
с Димой случился спонтанно. Вечером сын подошёл ко мне, когда я пересматривала фотографии в сети. Я просто сказала, что вот нашла его брата. Дима удивился, но очень обрадовался, разволновался. И просто пришёл
в восторг, когда увидел фотографии брата
с огромной щукой в руках. Это было похоже
на гордость. Затем, немного поколебавшись,
я показала фото биологической мамы.
Он посмотрел, уже без такого восторга, но
с интересом. Мне стало легче, я увидела, что
у него на самом деле нет никакого стремления
к биоматери, вот братом он сильно
заинтересовался, хотя больше разговоров о нем не заводил.

Терпимость сейчас не в почете. Мы часто делим мир на «своих» и «чужих». Но если приемные родители не смогут найти в себе силы и мужество беседовать о другой семье с уважением и принятием, их детям придется нелегко. Для приемного ребенка «свои» – и те и другие, в разных пропорциях, с разными чувствами, с разными отношениями. Принятие личности ребенка невозможно без принятия его прошлого. Всё по этой теме вы можете узнать на цикле вебинаров «Прошлое приемного ребенка» и «Говорим про усыновление»
Терпимость сейчас не в почете. Мы часто делим мир на «своих» и «чужих». Но если приемные родители не смогут найти
в себе силы и мужество беседовать о другой семье с уважением и принятием, их детям придется нелегко. Для приемного ребенка «свои» – и те и другие, в разных пропорциях, с разными чувствами, с разными отношениями. Принятие личности ребенка невозможно без принятия его прошлого. Всё по этой теме вы можете узнать на цикле вебинаров «Прошлое приемного ребенка» и «Говорим про усыновление»
Терпимость сейчас не в почете. Мы часто делим мир на «своих» и «чужих». Но если приемные родители не смогут найти в себе силы и мужество беседовать о другой семье с уважением
и принятием, их детям придется нелегко. Для приемного ребенка «свои» – и те и другие,
в разных пропорциях, с разными чувствами,
с разными отношениями. Принятие личности ребенка невозможно без принятия его прошлого. Всё по этой теме вы можете узнать на цикле вебинаров «Прошлое приемного ребенка»
и «Говорим про усыновление»
Терпимость сейчас не в почете. Мы часто делим мир на «своих»
и «чужих». Но если приемные родители не смогут найти в себе силы и мужество беседовать о другой семье с уважением и принятием,
их детям придется нелегко. Для приемного ребенка «свои» –
и те и другие, в разных пропорциях, с разными чувствами,
с разными отношениями. Принятие личности ребенка невозможно без принятия его прошлого. Всё по этой теме вы можете узнать
на цикле вебинаров «Прошлое приемного ребенка» и «Говорим про усыновление»
Терпимость сейчас не в почете. Мы часто делим мир на «своих» и «чужих». Но если приемные родители не смогут найти в себе силы и мужество беседовать о другой семье с уважением и принятием, их детям придется нелегко. Для приемного ребенка «свои» – и те и другие, в разных пропорциях, с разными чувствами, с разными отношениями. Принятие личности ребенка невозможно без принятия его прошлого. Всё по этой теме вы можете узнать на цикле вебинаров «Прошлое приемного ребенка»
и «Говорим про усыновление»
Made on
Tilda