Наказания: наставлять, не унижая.
Как было бы замечательно воспитывать ребенка без наказаний! Но порой без них никак не обойтись. Впрочем, наказания бывают разные. И мы, выросшие дети, это прекрасно помним. Одни остаются в памяти на всю жизнь, – обидные, унизительные
и несправедливые, другие, которые «за дело», воспринимаются как справедливые и естественные. Но переходя в роль родителя, мы не всегда учитываем свой детский опыт и наказываем детей, как и нас самих в свое время. А между тем, наказание вещь непростая. Оно может стать причиной серьезной психологической травмы, а может воспитать порядочного, уважающего себя
и других человека. Как наказания воспринимает приемный ребенок, привязанность с которым надо всё время поддерживать и укреплять? Итак, какие наказания допустимы, а какие нет?
Наказания: наставлять, не унижая.
Как было бы замечательно воспитывать ребенка без наказаний! Но порой без них никак не обойтись. Впрочем, наказания бывают разные. И мы, выросшие дети, это прекрасно помним. Одни остаются в памяти на всю жизнь, – обидные, унизительные и несправедливые, другие, которые «за дело», воспринимаются как справедливые и естественные.
Но переходя в роль родителя, мы
не всегда учитываем свой детский опыт и наказываем детей, как и нас самих в свое время. А между тем, наказание вещь непростая. Оно может стать причиной серьезной психологической травмы, а может воспитать порядочного, уважающего себя и других человека. Как наказания воспринимает приемный ребенок, привязанность с которым надо всё время поддерживать и укреплять? Итак, какие наказания допустимы, а какие нет?
Наказания: наставлять,
не унижая.
Как было бы замечательно воспитывать ребенка без наказаний! Но порой без них никак не обойтись. Впрочем, наказания бывают разные.
И мы, выросшие дети, это прекрасно помним. Одни остаются в памяти на всю жизнь, – обидные, унизительные и несправедливые, другие, которые
«за дело», воспринимаются как справедливые
и естественные. Но переходя в роль родителя, мы
не всегда учитываем свой детский опыт
и наказываем детей, как и нас самих в свое время. А между тем, наказание вещь непростая. Оно может стать причиной серьезной психологической травмы, а может воспитать порядочного, уважающего себя и других человека. Как наказания воспринимает приемный ребенок, привязанность с которым надо всё время поддерживать и укреплять? Итак, какие наказания допустимы, а какие нет?
Как было бы замечательно воспитывать ребенка без наказаний!
Но порой без них никак не обойтись. Впрочем, наказания бывают разные. И мы, выросшие дети, это прекрасно помним. Одни остаются в памяти на всю жизнь, – обидные, унизительные
и несправедливые, другие, которые «за дело», воспринимаются как справедливые и естественные. Но переходя в роль родителя, мы
не всегда учитываем свой детский опыт и наказываем детей, как
и нас самих в свое время. А между тем, наказание вещь непростая. Оно может стать причиной серьезной психологической травмы,
а может воспитать порядочного, уважающего себя и других человека. Как наказания воспринимает приемный ребенок, привязанность с которым надо всё время поддерживать
и укреплять? Итак, какие наказания допустимы, а какие нет?
Как было бы замечательно воспитывать ребенка без наказаний! Но порой без них никак не обойтись. Впрочем, наказания бывают разные. И мы, выросшие дети, это прекрасно помним. Одни остаются
в памяти на всю жизнь, – обидные, унизительные и несправедливые, другие, которые «за дело», воспринимаются как справедливые и естественные. Но переходя в роль родителя,
мы не всегда учитываем свой детский опыт и наказываем детей, как и нас самих в свое время. А между тем, наказание вещь непростая. Оно может стать причиной серьезной психологической травмы,
а может воспитать порядочного, уважающего себя и других человека. Как наказания воспринимает приемный ребенок, привязанность с которым надо всё время поддерживать
и укреплять? Итак, какие наказания допустимы, а какие нет?
Тяжело в учении
Наказания сами по себе никому не нужны. Они имеют смысл как часть обучения ребенка правилам и нормам жизни
в человеческом обществе. Изначально младенец живет только своими инстинктами, своим «хочу», и близкие стараются как можно лучше удовлетворить эти желания.
На рубеже двух лет начинаются ограничения. «Так делать неприлично, а так – опасно, так не положено, а так – вредно. Туда не иди, это не трогай. Думай, старайся, потерпи, подожди!»… «НЕТ!», - голосит ребенок, «а как же мое «хочу»? Раньше было можно, а сейчас уже нельзя? Разве существует человек, который бы обучился поведению, в котором особо
не заинтересован, за один раз, за одну «правильную» беседу, только потому, что «так надо»?
Естественно, ребенок сопротивляется, отстаивает свое право жить по-старому, без всех этих «надо, нельзя, не положено, опасно». А родитель заинтересован в дисциплине,
в социализации ребенка. Мы знаем, что дисциплина – это следование порядку. Но порой забываем, что обучение дисциплине – не разовое мероприятие, а последовательные действия. Когда мы учим ребенка ездить на велосипеде, мы не надеемся на быстрый результат, а подбадриваем его при малейшем успехе. Так же надо действовать и при обучении правилам цивилизованного общения. Но поскольку в отличие от обучения катанию ребенок сопротивляется дисциплине – приходится применять санкции.
Мы наказываем ребенка, чтобы он быстрее понял, как нужно себя вести и не повторял неправильных действий. Таким образом, хотим обучить его быстрее и эффективней. Но тут иногда можно принести больше вреда, чем пользы.

Представьте ситуацию: ваш муж страстно желает, чтобы
вы сшили ему, скажем, пиджак. Для вас это трудная задача.
И каждый раз, когда строчка выходит неровной, когда машинка «заедает», и вы в тупике, он начинает на вас орать, обзывать вас, а в довершении всего лупит по рукам и ставит
в угол, чтобы вы там хорошенько подумали над своим поведением. Поможет ли это вам шить лучше? А швейную машинку вы полюбите? А к мужу как будете относиться?

Ни один человек не может обучаться в состоянии стресса. Это факт, который важно запомнить всем родителям. Разве вы начинаете думать быстрее и лучше, когда начальник кричит на вас, да еще и прилюдно? А как может быстрее соображать ребенок, решающий задачу, если на него кричат, а то и вовсе дают подзатыльники?

Наказания сами по себе никому
не нужны. Они имеют смысл как часть обучения ребенка правилам и нормам жизни в человеческом обществе. Изначально младенец живет только своими инстинктами, своим «хочу», и близкие стараются как можно лучше удовлетворить эти желания. На рубеже двух лет начинаются ограничения. «Так делать неприлично, а так – опасно, так не положено, а так – вредно. Туда не иди, это не трогай. Думай, старайся, потерпи, подожди!»… «НЕТ!», - голосит ребенок, «а как же мое «хочу»? Раньше было можно, а сейчас уже нельзя? Разве существует человек, который бы обучился поведению, в котором особо не заинтересован, за один раз, за одну «правильную» беседу, только потому, что «так надо»?

Естественно, ребенок сопротивляется, отстаивает свое право жить по-старому, без всех этих «надо, нельзя, не положено, опасно». А родитель заинтересован в дисциплине, в социализации ребенка. Мы знаем, что дисциплина – это следование порядку. Но порой забываем, что обучение дисциплине – не разовое мероприятие, а последовательные действия. Когда мы учим ребенка ездить на велосипеде, мы не надеемся на быстрый результат,
а подбадриваем его при малейшем успехе. Так же надо действовать и при обучении правилам цивилизованного общения. Но поскольку в отличие
от обучения катанию ребенок сопротивляется дисциплине – приходится применять санкции.

Мы наказываем ребенка, чтобы
он быстрее понял, как нужно себя вести и не повторял неправильных действий. Таким образом, хотим обучить его быстрее и эффективней. Но тут иногда можно принести больше вреда, чем пользы.

Представьте ситуацию: ваш муж страстно желает, чтобы вы сшили ему, скажем, пиджак. Для вас это трудная задача. И каждый раз, когда строчка выходит неровной, когда машинка «заедает», и вы в тупике, он начинает на вас орать, обзывать вас, а в довершении всего лупит по рукам и ставит в угол, чтобы вы там хорошенько подумали над своим поведением. Поможет ли это вам шить лучше? А швейную машинку вы полюбите? А к мужу как будете относиться?

Ни один человек не может обучаться в состоянии стресса. Это факт, который важно запомнить всем родителям. Разве вы начинаете думать быстрее и лучше, когда начальник кричит на вас, да еще и прилюдно? А как может быстрее соображать ребенок, решающий задачу, если на него кричат, а то и вовсе дают подзатыльники?
Наказания сами по себе никому не нужны.
Они имеют смысл как часть обучения ребенка правилам и нормам жизни в человеческом обществе. Изначально младенец живет только своими инстинктами, своим «хочу», и близкие стараются как можно лучше удовлетворить эти желания. На рубеже двух лет начинаются ограничения. «Так делать неприлично, а так – опасно, так не положено, а так – вредно. Туда
не иди, это не трогай. Думай, старайся, потерпи, подожди!»… «НЕТ!», - голосит ребенок, «а как же мое «хочу»? Раньше было можно, а сейчас уже нельзя? Разве существует человек, который
бы обучился поведению, в котором особо
не заинтересован, за один раз, за одну
«правильную» беседу, только потому, что «так надо»?

Естественно, ребенок сопротивляется, отстаивает свое право жить по-старому, без всех этих «надо, нельзя, не положено, опасно». А родитель заинтересован в дисциплине, в социализации ребенка. Мы знаем, что дисциплина – это следование порядку. Но порой забываем, что обучение дисциплине – не разовое мероприятие,
а последовательные действия. Когда мы учим ребенка ездить на велосипеде, мы не надеемся
на быстрый результат, а подбадриваем его при малейшем успехе. Так же надо действовать и при обучении правилам цивилизованного общения.
Но поскольку в отличие от обучения катанию ребенок сопротивляется дисциплине – приходится применять санкции.

Мы наказываем ребенка, чтобы он быстрее понял, как нужно себя вести и не повторял неправильных действий. Таким образом, хотим обучить его быстрее и эффективней. Но тут иногда можно принести больше вреда, чем пользы.

Представьте ситуацию: ваш муж страстно желает, чтобы вы сшили ему, скажем, пиджак. Для вас это трудная задача. И каждый раз, когда строчка выходит неровной, когда машинка «заедает», и вы
в тупике, он начинает на вас орать, обзывать вас,
а в довершении всего лупит по рукам и ставит
в угол, чтобы вы там хорошенько подумали над своим поведением. Поможет ли это вам шить лучше? А швейную машинку вы полюбите?
А к мужу как будете относиться?

Ни один человек не может обучаться
в состоянии стресса. Это факт, который важно запомнить всем родителям. Разве вы начинаете думать быстрее и лучше, когда начальник кричит на вас, да еще и прилюдно? А как может быстрее соображать ребенок, решающий задачу, если
на него кричат, а то и вовсе дают подзатыльники?
Наказания сами по себе никому не нужны. Они имеют смысл как часть обучения ребенка правилам и нормам жизни в человеческом обществе. Изначально младенец живет только своими инстинктами, своим «хочу», и близкие стараются как можно лучше удовлетворить эти желания. На рубеже двух лет начинаются ограничения. «Так делать неприлично, а так – опасно, так не положено, а так – вредно. Туда не иди, это не трогай. Думай, старайся, потерпи, подожди!»… «НЕТ!», - голосит ребенок, «а как же мое «хочу»? Раньше было можно, а сейчас уже нельзя? Разве существует человек, который
бы обучился поведению, в котором особо не заинтересован, за один раз, за одну «правильную» беседу, только потому, что «так надо»?

Естественно, ребенок сопротивляется, отстаивает свое право жить по-старому, без всех этих «надо, нельзя, не положено, опасно».
А родитель заинтересован в дисциплине, в социализации ребенка. Мы знаем, что дисциплина – это следование порядку. Но порой забываем, что обучение дисциплине – не разовое мероприятие,
а последовательные действия. Когда мы учим ребенка ездить
на велосипеде, мы не надеемся на быстрый результат,
а подбадриваем его при малейшем успехе. Так же надо действовать и при обучении правилам цивилизованного общения.
Но поскольку в отличие от обучения катанию ребенок сопротивляется дисциплине – приходится применять санкции.

Мы наказываем ребенка, чтобы он быстрее понял, как нужно себя вести и не повторял неправильных действий. Таким образом, хотим обучить его быстрее и эффективней. Но тут иногда можно принести больше вреда, чем пользы.

Представьте ситуацию: ваш муж страстно желает, чтобы вы сшили ему, скажем, пиджак. Для вас это трудная задача. И каждый раз, когда строчка выходит неровной, когда машинка «заедает»,
и вы в тупике, он начинает на вас орать, обзывать вас,
а в довершении всего лупит по рукам и ставит в угол, чтобы вы там хорошенько подумали над своим поведением. Поможет ли это вам шить лучше? А швейную машинку вы полюбите?
А к мужу как будете относиться?

Ни один человек не может обучаться в состоянии стресса. Это факт, который важно запомнить всем родителям. Разве вы начинаете думать быстрее и лучше, когда начальник кричит на вас, да еще
и прилюдно? А как может быстрее соображать ребенок, решающий задачу, если на него кричат, а то и вовсе дают подзатыльники?
Наказания сами по себе никому не нужны. Они имеют смысл как часть обучения ребенка правилам
и нормам жизни в человеческом обществе. Изначально младенец живет только своими инстинктами, своим «хочу», и близкие стараются как можно лучше удовлетворить эти желания. На рубеже двух лет начинаются ограничения. «Так делать неприлично, а так – опасно, так не положено, а так – вредно. Туда не иди, это не трогай. Думай, старайся, потерпи, подожди!»… «НЕТ!», - голосит ребенок, «а как же мое «хочу»? Раньше было можно, а сейчас уже нельзя? Разве существует человек, который бы обучился поведению, в котором особо не заинтересован, за один раз, за одну «правильную» беседу, только потому, что «так надо»?

Естественно, ребенок сопротивляется, отстаивает свое право жить по-старому, без всех этих «надо, нельзя, не положено, опасно». А родитель заинтересован в дисциплине, в социализации ребенка. Мы знаем, что дисциплина – это следование порядку. Но порой забываем, что обучение дисциплине –
не разовое мероприятие, а последовательные действия. Когда мы учим ребенка ездить
на велосипеде, мы не надеемся на быстрый результат, а подбадриваем его при малейшем успехе. Так же надо действовать и при обучении правилам цивилизованного общения. Но поскольку в отличие
от обучения катанию ребенок сопротивляется дисциплине – приходится применять санкции.

Мы наказываем ребенка, чтобы он быстрее понял, как нужно себя вести и не повторял неправильных действий. Таким образом, хотим обучить его быстрее и эффективней. Но тут иногда можно принести больше вреда, чем пользы.

Представьте ситуацию: ваш муж страстно желает, чтобы вы сшили ему, скажем, пиджак. Для вас это трудная задача. И каждый раз, когда строчка выходит неровной, когда машинка «заедает», и вы в тупике, он начинает на вас орать, обзывать вас, а в довершении всего лупит по рукам и ставит в угол, чтобы вы там хорошенько подумали над своим поведением. Поможет ли это вам шить лучше? А швейную машинку вы полюбите? А к мужу как будете относиться?

Ни один человек не может обучаться в состоянии стресса. Это факт, который важно запомнить всем родителям. Разве вы начинаете думать быстрее и лучше, когда начальник кричит на вас, да еще
и прилюдно? А как может быстрее соображать ребенок, решающий задачу, если на него кричат,
а то и вовсе дают подзатыльники?
Всем знакома ситуация, когда ребенок ведет себя плохо,
не слушается, пытается сделать по-своему. Мама, отчаявшись совладать с чадом, грозится: «Папе расскажу, он тебя накажет!». Образ отца зачастую связан именно
с наказаниями, и заклинание «всё папе расскажу» тоже этому способствует. Случается и так, что отец не хочет чувствовать себя «карателем» и всячески от этой роли открещивается, отстраняется, передавая право на наказания маме. Какая
из этих стратегий благоприятно скажется на воспитании ребенка, а какая сыграет в минус? Должен ли отец наказывать ребенка, и если наказывать – то как?
В жизни ребенка у мамы и папы разные функции, которые одинаково важны и дополняют друг друга, а не противоречат. Мама дает ребенку жизнь, отец выводит его в мир. Любящие и заботливые мамы склонны удерживать ребенка возле себя
и перестраховываться. Задача отца - оторвать (иногда практически буквально) малыша от матери, показать, что мир большой и разный. Успешность ребенка в социальном плане – это забота папы. Но для того, чтобы ребенок вышел
«на орбиту» социального мира, сначала он должен освоить мир малый, – семейный, в котором тоже есть свои правила
и подчиненность. Родители и дети равны как личности,
но в системе иерархии родители стоят выше детей. Поэтому одна из задач отца – расставить иерархию в семье и научить детей уважению, закону и порядку. А где есть иерархия, подчиненность, там место и дисциплине.
Другая важная задача отца - обеспечивать безопасность всей семьи. Помимо финансовой безопасности важна
и безопасность эмоциональная – ощущение поддержки
и «стены». Как бы мама ни старалась, – защиту может дать только сильный отец, который не уходит в сторону с намеком «разбирайтесь сами», а заботится о семье и включен
в бытовую жизнь. В ситуации, когда отца в семье нет или
он эмоционально отстранен, - у ребенка всегда страдает базовая потребность в безопасности. Это отражается на его самооценке, уверенности в себе, может выражаться
в трусливости, робости, недоверии к людям. Однако гораздо страшнее ситуации, когда именно отец, призванный защищать и заботиться, становится главной угрозой и источником страха у ребенка. Но страх страху рознь. Одно дело – страх расстроить и подвести отца, это скорее говорит об уважении. Другое дело, когда ребенок чувствует животный страх, вызванный жесткими наказаниями и унижениями. Дети не рождаются с представлениями о добре и зле, они нуждаются в том, чтобы им дали эти ориентиры, ограничили
в страстях и разрушающих желаниях. Это тоже истинно отцовская функция. Отец, начальник, президент, царь, Бог - это мужские фигуры, которые одновременно и любят
и ограничивают. «Добренькие» папы, разрешающие ребенку всё, лишь бы не мешал/не кричал/не возмущался, – оказывают себе и ребенку медвежью услугу. Но и «прибивать» нормы поведения, жестко наказывая, – такая же ошибка. Наказания должны быть взвешенными и гуманными.
«Отеческий наказ»
Поэтому все виды наказаний можно поделить на две группы: наказания допустимые и недопустимые.
Недопустимые наказания:
Физическое воздействие (побои, подзатыльники, шлепки);
Крики, оскорбления, длительные нотации;
Угрозы, шантаж, манипуляции;
Молчаливое игнорирование, принуждение стоять в углу;
Унизительные занятия.
Всем знакома ситуация, когда ребенок ведет себя плохо, не слушается, пытается сделать по-своему. Мама, отчаявшись совладать с чадом, грозится: «Папе расскажу, он тебя накажет!». Образ отца зачастую связан именно
с наказаниями, и заклинание «всё папе расскажу» тоже этому способствует. Случается и так, что отец не хочет чувствовать себя «карателем» и всячески от этой роли открещивается, отстраняется, передавая право на наказания маме. Какая из этих стратегий благоприятно скажется
на воспитании ребенка, а какая сыграет в минус? Должен ли отец наказывать ребенка, и если наказывать – то как?

В жизни ребенка у мамы и папы разные функции, которые одинаково важны и дополняют друг друга, а не противоречат. Мама дает ребенку жизнь, отец выводит его в мир. Любящие и заботливые мамы склонны удерживать ребенка возле себя и перестраховываться. Задача отца –оторвать (иногда практически буквально) малыша от матери, показать, что мир большой и разный. Успешность ребенка в социальном плане – это забота папы. Но для того, чтобы ребенок вышел «на орбиту» социального мира, сначала он должен освоить мир малый, – семейный,
в котором тоже есть свои правила и подчиненность. Родители и дети равны как личности, но в системе иерархии родители стоят выше детей. Поэтому одна из задач отца – расставить иерархию в семье и научить детей уважению, закону и порядку. А где есть иерархия, подчиненность, там место
и дисциплине.
Другая важная задача отца –
обеспечивать безопасность всей семьи. Помимо финансовой безопасности важна и безопасность эмоциональная – ощущение поддержки и «стены». Как бы мама ни старалась, – защиту может дать только сильный отец, который не уходит
в сторону с намеком «разбирайтесь сами», а заботится о семье и включен в бытовую жизнь. В ситуации, когда отца в семье нет или он эмоционально отстранен, – у ребенка всегда страдает базовая потребность в безопасности. Это отражается на его самооценке, уверенности в себе, может выражаться в трусливости, робости, недоверии
к людям. Однако гораздо страшнее ситуации, когда именно отец, призванный защищать и заботиться, становится главной угрозой и источником страха у ребенка. Но страх страху рознь. Одно дело – страх расстроить и подвести отца, это скорее говорит об уважении. Другое дело, когда ребенок чувствует животный страх, вызванный жесткими наказаниями
и унижениями. Дети не рождаются
с представлениями о добре и зле, они нуждаются в том, чтобы им дали эти ориентиры, ограничили в страстях и разрушающих желаниях. Это тоже истинно отцовская функция. Отец, начальник, президент, царь, Бог – это мужские фигуры, которые одновременно и любят и ограничивают. «Добренькие» папы, разрешающие ребенку всё, лишь бы не мешал/не кричал/не возмущался, – оказывают себе и ребенку медвежью услугу. Но и «прибивать» нормы поведения, жестко наказывая, – такая же ошибка. Наказания должны быть взвешенными и гуманными.
Поэтому все виды наказаний можно поделить на две группы: наказания допустимые и недопустимые.
Физическое воздействие
(побои, подзатыльники, шлепки);
Крики, оскорбления,
длительные нотации;
Угрозы, шантаж, манипуляции;
Молчаливое игнорирование,
принуждение стоять в углу;
Унизительные занятия.
Всем знакома ситуация, когда ребенок ведет себя плохо, не слушается, пытается сделать по-своему. Мама, отчаявшись совладать с чадом, грозится: «Папе расскажу, он тебя накажет!». Образ отца зачастую связан именно с наказаниями,
и заклинание «всё папе расскажу» тоже этому способствует. Случается и так, что отец не хочет чувствовать себя «карателем» и всячески от этой роли открещивается, отстраняется, передавая право на наказания маме. Какая из этих стратегий благоприятно скажется на воспитании ребенка,
а какая сыграет в минус? Должен ли отец наказывать ребенка, и если наказывать – то как?

В жизни ребенка у мамы и папы разные функции, которые одинаково важны и дополняют друг друга, а не противоречат. Мама дает ребенку жизнь, отец выводит его в мир. Любящие и заботливые мамы склонны удерживать ребенка возле себя
и перестраховываться. Задача отца – оторвать (иногда практически буквально) малыша от матери, показать, что мир большой и разный. Успешность ребенка в социальном плане – это забота папы.
Но для того, чтобы ребенок вышел «на орбиту» социального мира, сначала он должен освоить мир малый, – семейный, в котором тоже есть свои правила и подчиненность. Родители и дети равны как личности, но в системе иерархии родители стоят выше детей. Поэтому одна из задач отца – расставить иерархию в семье и научить детей уважению, закону и порядку. А где есть иерархия, подчиненность, там место
и дисциплине.
Другая важная задача отца - обеспечивать безопасность всей семьи. Помимо финансовой безопасности важна и безопасность эмоциональная - ощущение поддержки
и «стены». Как бы мама ни старалась, – защиту может дать только сильный отец, который
не уходит в сторону с намеком «разбирайтесь сами», а заботится о семье и включен в бытовую жизнь. В ситуации, когда отца в семье нет или
он эмоционально отстранен, – у ребенка всегда страдает базовая потребность в безопасности. Это отражается на его самооценке, уверенности
в себе, может выражаться в трусливости, робости, недоверии к людям. Однако гораздо страшнее ситуации, когда именно отец, призванный защищать и заботиться, становится главной угрозой и источником страха у ребенка. Но страх страху рознь. Одно дело – страх расстроить
и подвести отца, это скорее говорит об уважении. Другое дело, когда ребенок чувствует животный страх, вызванный жесткими наказаниями
и унижениями. Дети не рождаются
с представлениями о добре и зле, они нуждаются
в том, чтобы им дали эти ориентиры, ограничили
в страстях и разрушающих желаниях. Это тоже истинно отцовская функция. Отец, начальник, президент, царь, Бог – это мужские фигуры, которые одновременно и любят и ограничивают. «Добренькие» папы, разрешающие ребенку всё, лишь бы не мешал/не кричал/не возмущался, – оказывают себе и ребенку медвежью услугу. Но
и «прибивать» нормы поведения, жестко наказывая, – такая же ошибка. Наказания должны быть взвешенными и гуманными.
Поэтому все виды наказаний можно поделить
на две группы: наказания допустимые
и недопустимые.
Всем знакома ситуация, когда ребенок ведет себя плохо,
не слушается, пытается сделать по-своему. Мама, отчаявшись совладать с чадом, грозится: «Папе расскажу, он тебя накажет!». Образ отца зачастую связан именно с наказаниями, и заклинание «всё папе расскажу» тоже этому способствует. Случается и так, что отец не хочет чувствовать себя «карателем» и всячески от этой роли открещивается, отстраняется, передавая право на наказания маме. Какая из этих стратегий благоприятно скажется на воспитании ребенка, а какая сыграет в минус? Должен ли отец наказывать ребенка, и если наказывать – то как?

В жизни ребенка у мамы и папы разные функции, которые одинаково важны и дополняют друг друга, а не противоречат. Мама дает ребенку жизнь, отец выводит его в мир. Любящие и заботливые мамы склонны удерживать ребенка возле себя
и перестраховываться. Задача отца –оторвать (иногда практически буквально) малыша от матери, показать, что мир большой и разный. Успешность ребенка в социальном плане – это забота папы.
Но для того, чтобы ребенок вышел «на орбиту» социального мира, сначала он должен освоить мир малый, – семейный, в котором тоже есть свои правила и подчиненность. Родители и дети равны как личности, но в системе иерархии родители стоят выше детей. Поэтому одна из задач отца – расставить иерархию в семье
и научить детей уважению, закону и порядку. А где есть иерархия, подчиненность, там место
и дисциплине.
Другая важная задача отца – обеспечивать безопасность всей семьи. Помимо финансовой безопасности важна и безопасность эмоциональная - ощущение поддержки и «стены». Как бы мама
ни старалась, – защиту может дать только сильный отец, который
не уходит в сторону с намеком «разбирайтесь сами», а заботится
о семье и включен в бытовую жизнь. В ситуации, когда отца в семье нет или он эмоционально отстранен, – у ребенка всегда страдает базовая потребность в безопасности. Это отражается на его самооценке, уверенности в себе, может выражаться в трусливости, робости, недоверии к людям. Однако гораздо страшнее ситуации, когда именно отец, призванный защищать и заботиться, становится главной угрозой и источником страха у ребенка. Но страх страху рознь. Одно дело – страх расстроить и подвести отца, это скорее говорит об уважении. Другое дело, когда ребенок чувствует животный страх, вызванный жесткими наказаниями и унижениями. Дети не рождаются с представлениями о добре и зле, они нуждаются в том, чтобы им дали эти ориентиры, ограничили
в страстях и разрушающих желаниях. Это тоже истинно отцовская функция. Отец, начальник, президент, царь, Бог - это мужские фигуры, которые одновременно и любят и ограничивают. «Добренькие» папы, разрешающие ребенку всё, лишь бы не мешал/не кричал/не возмущался, – оказывают себе и ребенку медвежью услугу. Но и «прибивать» нормы поведения, жестко наказывая, – такая же ошибка. Наказания должны быть взвешенными
и гуманными.
Поэтому все виды наказаний можно поделить на две группы: наказания допустимые и недопустимые.
Всем знакома ситуация, когда ребенок ведет себя плохо, не слушается, пытается сделать по-своему. Мама, отчаявшись совладать с чадом, грозится: «Папе расскажу, он тебя накажет!». Образ отца зачастую связан именно с наказаниями, и заклинание «всё папе расскажу» тоже этому способствует. Случается и так, что отец не хочет чувствовать себя «карателем» и всячески от этой роли открещивается, отстраняется, передавая право на наказания маме. Какая из этих стратегий благоприятно скажется на воспитании ребенка, а какая сыграет в минус? Должен ли отец наказывать ребенка, и если наказывать – то как?

В жизни ребенка у мамы и папы разные функции, которые одинаково важны и дополняют друг друга,
а не противоречат. Мама дает ребенку жизнь, отец выводит его в мир. Любящие и заботливые мамы склонны удерживать ребенка возле себя и перестраховываться. Задача отца –оторвать (иногда практически буквально) малыша от матери, показать, что мир большой и разный. Успешность ребенка
в социальном плане – это забота папы. Но для того, чтобы ребенок вышел «на орбиту» социального мира, сначала он должен освоить мир малый, – семейный, в котором тоже есть свои правила
и подчиненность. Родители и дети равны как личности, но в системе иерархии родители стоят выше детей. Поэтому одна из задач отца – расставить иерархию в семье и научить детей уважению, закону
и порядку. А где есть иерархия, подчиненность, там место и дисциплине.
Другая важная задача отца – обеспечивать безопасность всей семьи. Помимо финансовой безопасности важна и безопасность эмоциональная - ощущение поддержки и «стены». Как бы мама
ни старалась, – защиту может дать только сильный отец, который не уходит в сторону с намеком «разбирайтесь сами», а заботится о семье и включен в бытовую жизнь. В ситуации, когда отца в семье нет или он эмоционально отстранен, – у ребенка всегда страдает базовая потребность в безопасности. Это отражается на его самооценке, уверенности в себе, может выражаться в трусливости, робости, недоверии к людям. Однако гораздо страшнее ситуации, когда именно отец, призванный защищать
и заботиться, становится главной угрозой и источником страха у ребенка. Но страх страху рознь. Одно дело – страх расстроить и подвести отца, это скорее говорит об уважении. Другое дело, когда ребенок чувствует животный страх, вызванный жесткими наказаниями и унижениями. Дети не рождаются
с представлениями о добре и зле, они нуждаются в том, чтобы им дали эти ориентиры, ограничили
в страстях и разрушающих желаниях. Это тоже истинно отцовская функция. Отец, начальник, президент, царь, Бог - это мужские фигуры, которые одновременно и любят и ограничивают. «Добренькие» папы, разрешающие ребенку всё, лишь бы не мешал/не кричал/не возмущался, – оказывают себе и ребенку медвежью услугу. Но и «прибивать» нормы поведения, жестко наказывая, – такая же ошибка. Наказания должны быть взвешенными
и гуманными.
Поэтому все виды наказаний можно поделить на две группы: наказания допустимые и недопустимые.
«Бьет, значит, любит!» – на мой взгляд, чудовищная формулировка, которая досталась нам в наследство
и от тоталитарного государства, и от нездоровых семейных устоев. К большому сожалению, очень многих детей «воспитывают» именно таким образом. И бьют не враги,
а любящие родители, – так соединяются любовь и насилие. Это становится нормой, прозой жизни, допустимым поведением. И вырастая, бывшие дети не видят ничего плохого в том, чтобы бить свою жену, детей, ведь это «по делу и во благо». Так воспитываются агрессоры. А другая часть, приученная к насилию с детства, оправдывает агрессию
по отношению к себе и становится жертвой. Часто жертва
и агрессор живут в одном человеке, выступая с разных сторон при разных обстоятельствах.
Если родители, применяя физическое воздействие, надеются чему-то научить ребенка, что-то ему доказать и сделать его лучше, они заблуждаются. Агрессия со стороны родителей рождает детскую агрессию. А еще страх – и, пожалуй, ничего больше. Сторонники строгого воспитания с применением физической силы ссылаются на то, что детей всегда держали в строгости, били, наказывали розгами – «и ничего, все выросли нормальными людьми». Вывод очень спорный, потому что под «нормой» можно понимать разное поведение
и самоощущение. Я опросила нескольких приемных родителей, что они чувствовали, когда их в детстве наказывали физически. Вот их воспоминания:
Бить или не бить?
«Бьет, значит, любит!» – на мой взгляд, чудовищная формулировка, которая досталась нам в наследство и от тоталитарного государства, и от нездоровых семейных устоев. К большому сожалению, очень многих детей «воспитывают» именно таким образом. И бьют не враги, а любящие родители, – так соединяются любовь и насилие. Это становится нормой, прозой жизни, допустимым поведением. И вырастая, бывшие дети не видят ничего плохого в том, чтобы бить свою жену, детей, ведь это «по делу и во благо». Так воспитываются агрессоры. А другая часть, приученная
к насилию с детства, оправдывает агрессию по отношению к себе
и становится жертвой. Часто жертва и агрессор живут в одном человеке, выступая с разных сторон при разных обстоятельствах.

Если родители, применяя физическое воздействие, надеются чему-то научить ребенка, что-то ему доказать и сделать его лучше, они заблуждаются. Агрессия со стороны родителей рождает детскую агрессию. А еще страх – и, пожалуй, ничего больше. Сторонники строгого воспитания с применением физической силы ссылаются на то, что детей всегда держали в строгости, били, наказывали розгами – «и ничего, все выросли нормальными людьми». Вывод очень спорный, потому что под «нормой» можно понимать разное поведение
и самоощущение. Я опросила нескольких приемных родителей, что они чувствовали, когда их в детстве наказывали физически. Вот их воспоминания:
Если родители, применяя физическое воздействие, надеются чему-то научить ребенка, что-то ему доказать и сделать его лучше, они заблуждаются. Агрессия со стороны родителей рождает детскую агрессию. А еще страх – и, пожалуй, ничего больше. Сторонники строгого воспитания с применением физической силы ссылаются на то, что детей всегда держали в строгости, били, наказывали розгами - «и ничего, все выросли нормальными людьми». Вывод очень спорный, потому что под «нормой» можно понимать разное поведение
и самоощущение. Я опросила нескольких приемных родителей, что они чувствовали, когда их в детстве наказывали физически. Вот их воспоминания:
«Бьет, значит, любит!» – на мой взгляд, чудовищная формулировка, которая досталась нам
в наследство и от тоталитарного государства,
и от нездоровых семейных устоев. К большому сожалению, очень многих детей «воспитывают» именно таким образом. И бьют не враги,
а любящие родители, – так соединяются любовь
и насилие. Это становится нормой, прозой жизни, допустимым поведением. И вырастая, бывшие дети не видят ничего плохого в том, чтобы бить свою жену, детей, ведь это «по делу и во благо». Так воспитываются агрессоры. А другая часть, приученная к насилию с детства, оправдывает агрессию по отношению к себе и становится жертвой. Часто жертва и агрессор живут в одном человеке, выступая с разных сторон при разных обстоятельствах.

Если родители, применяя физическое воздействие, надеются чему-то научить ребенка, что-то ему доказать и сделать его лучше, они заблуждаются. Агрессия со стороны родителей рождает детскую агрессию. А еще страх –
и, пожалуй, ничего больше. Сторонники строгого воспитания с применением физической силы ссылаются на то, что детей всегда держали
в строгости, били, наказывали розгами – «и ничего, все выросли нормальными людьми». Вывод очень спорный, потому что под «нормой» можно понимать разное поведение и самоощущение.
Я опросила нескольких приемных родителей, что они чувствовали, когда их в детстве наказывали физически. Вот их воспоминания:
«Бьет, значит, любит!» – на мой взгляд, чудовищная формулировка, которая досталась нам в наследство и от тоталитарного
государства, и от нездоровых семейных устоев. К большому сожалению, очень многих детей «воспитывают» именно таким образом. И бьют не враги, а любящие родители, – так соединяются любовь и насилие. Это становится нормой, прозой жизни, допустимым поведением. И вырастая, бывшие дети не видят ничего плохого в том, чтобы бить свою жену, детей, ведь это «по делу и во благо». Так воспитываются агрессоры. А другая часть, приученная к насилию с детства, оправдывает агрессию по отношению к себе и становится жертвой. Часто жертва и агрессор живут в одном человеке, выступая с разных сторон при разных обстоятельствах.

Если родители, применяя физическое воздействие, надеются чему-то научить ребенка, что-то ему доказать и сделать его лучше, они заблуждаются. Агрессия со стороны родителей рождает детскую агрессию. А еще страх – и, пожалуй, ничего больше. Сторонники строгого воспитания с применением физической силы ссылаются
на то, что детей всегда держали в строгости, били, наказывали розгами – «и ничего, все выросли нормальными людьми». Вывод очень спорный, потому что под «нормой» можно понимать разное поведение и самоощущение. Я опросила нескольких приемных родителей, что они чувствовали, когда их в детстве наказывали физически. Вот их воспоминания:
«Бьет, значит, любит!» – на мой взгляд, чудовищная формулировка, которая досталась нам в наследство
и от тоталитарного государства, и от нездоровых семейных устоев. К большому сожалению, очень многих детей «воспитывают» именно таким образом. И бьют не враги, а любящие родители, – так соединяются любовь и насилие. Это становится нормой, прозой жизни, допустимым поведением.
И вырастая, бывшие дети не видят ничего плохого в том, чтобы бить свою жену, детей, ведь это «по делу
и во благо». Так воспитываются агрессоры. А другая часть, приученная к насилию с детства, оправдывает агрессию по отношению к себе и становится жертвой. Часто жертва и агрессор живут
в одном человеке, выступая с разных сторон при разных обстоятельствах.

Если родители, применяя физическое воздействие, надеются чему-то научить ребенка, что-то ему доказать и сделать его лучше, они заблуждаются. Агрессия со стороны родителей рождает детскую агрессию. А еще страх – и, пожалуй, ничего больше. Сторонники строгого воспитания с применением физической силы ссылаются на то, что детей всегда держали в строгости, били, наказывали розгами – «и ничего, все выросли нормальными людьми». Вывод очень спорный, потому что под «нормой» можно понимать разное поведение и самоощущение. Я опросила нескольких приемных родителей, что они чувствовали, когда их в детстве наказывали физически. Вот их воспоминания:
«Я чувствовала обиду. Казалось, что у меня нет родителей, что меня никто
не любит, что я одна на всем свете»;


«Нам с братом доставалось веником по мягкому месту или ложкой в лоб. Хоть это было изредка и не особо больно, но очень обидно, особенно в старшем возрасте. Меня это только озлобляло
и отдаляло от родителей. За что прилетало, вспомнить
не могу, а злость и обиду, - хорошо помню»;

«Очень часто влетало из-за драк с братом, я чувствовала несправедливость, обиду на родителей. После видимого смирения я гневалась
и хотела отомстить. Иногда, когда понимала, что не права, чувствовала свою вину.
Но если меня уже успели отшлепать, накричать,
то виноватой себя уже не считала, и опять оставалась одна лишь злость и желание мести. Так как наказывал отец, а влетало из-за брата,
то к этому примешивалась мысль, что «все мужики сво…»».

«Я чувствовала обиду. Казалось, что у меня нет родителей, что меня никто не любит, что я одна на всем свете»;
«Нам с братом доставалось веником по мягкому месту или ложкой в лоб. Хоть это было изредка и не особо больно, но очень обидно, особенно
в старшем возрасте. Меня это только озлобляло и отдаляло от родителей.
За что прилетало, вспомнить не могу, а злость и обиду, - хорошо помню»;

«Очень часто влетало из-за драк с братом, я чувствовала несправедливость, обиду на родителей. После видимого смирения я гневалась и хотела отомстить. Иногда, когда понимала, что не права, чувствовала свою вину. Но если меня уже успели отшлепать, накричать, то виноватой себя уже
не считала, и опять оставалась одна лишь злость и желание мести. Так как наказывал отец, а влетало из-за брата, то к этому примешивалась мысль, что «все мужики сво…»».

«Я чувствовала обиду. Казалось, что у меня нет родителей, что меня никто не любит, что я одна на всем свете»;

«Нам с братом доставалось веником по мягкому месту или ложкой в лоб. Хоть это было изредка и не особо больно, но очень обидно, особенно в старшем возрасте. Меня это только озлобляло и отдаляло от родителей. За что прилетало, вспомнить
не могу, а злость и обиду, - хорошо помню»;

«Очень часто влетало из-за драк с братом,
я чувствовала несправедливость, обиду на родителей. После видимого смирения
я гневалась и хотела отомстить. Иногда, когда понимала, что не права, чувствовала свою вину. Но если меня уже успели отшлепать, накричать, то виноватой себя уже не считала, и опять оставалась одна лишь злость
и желание мести. Так как наказывал отец,
а влетало из-за брата, то к этому примешивалась мысль, что «все мужики сво…»».

«Я чувствовала обиду. Казалось, что у меня нет родителей, что меня никто не любит, что я одна на всем свете»;

«Нам с братом доставалось веником по мягкому месту или ложкой в лоб. Хоть это было изредка и не особо больно, но очень обидно, особенно в старшем возрасте. Меня это только озлобляло и отдаляло от родителей. За что прилетало, вспомнить не могу, а злость и обиду, - хорошо помню»;

«Очень часто влетало из-за драк с братом, я чувствовала несправедливость, обиду на родителей. После видимого смирения я гневалась и хотела отомстить. Иногда, когда понимала, что не права, чувствовала свою вину. Но если меня уже успели отшлепать, накричать, то виноватой себя уже не считала, и опять оставалась одна лишь злость и желание мести. Так как наказывал отец, а влетало из-за брата,
то к этому примешивалась мысль, что «все мужики сво…»».

«Я чувствовала обиду. Казалось, что у меня нет родителей, что меня никто
не любит, что я одна на всем свете»;


«Нам с братом доставалось веником по мягкому месту или ложкой в лоб. Хоть это было изредка и не особо больно, но очень обидно, особенно
в старшем возрасте. Меня это только озлобляло и отдаляло от родителей.
За что прилетало, вспомнить не могу, а злость и обиду, - хорошо помню»;

«Очень часто влетало из-за драк с братом, я чувствовала несправедливость, обиду на родителей. После видимого смирения я гневалась и хотела отомстить. Иногда, когда понимала, что не права, чувствовала свою вину.
Но если меня уже успели отшлепать, накричать, то виноватой себя уже
не считала, и опять оставалась одна лишь злость и желание мести. Так как наказывал отец, а влетало из-за брата, то к этому примешивалась мысль, что «все мужики сво…»».

Итак, мы видим злость, обиду, чувство несправедливости, одиночества и желание отомстить. Это приводит к глубинной неуверенности в себе, неуважению себя и других. Как это соотносится с нашим желанием, чтобы ребенок вел себя цивилизованно и был приучен к дисциплине?

Подробнее про то, как построить отношения с ребенком без криков и скандалов можно узнать из записи вебинара «Наказания без унижения».

Итак, мы видим злость, обиду, чувство несправедливости, одиночества и желание отомстить. Это приводит к глубинной неуверенности в себе, неуважению себя и других. Как это соотносится с нашим желанием, чтобы ребенок вел себя цивилизованно и был приучен к дисциплине?

Подробнее про то, как построить отношения с ребенком без криков
и скандалов можно узнать из записи вебинара «Наказания без унижения».

Итак, мы видим злость, обиду, чувство несправедливости, одиночества и желание отомстить. Это приводит к глубинной неуверенности в себе, неуважению себя и других. Как это соотносится с нашим желанием, чтобы ребенок вел себя цивилизованно и был приучен
к дисциплине?

Подробнее про то, как построить отношения
с ребенком без криков и скандалов можно узнать из записи вебинара «Наказания без унижения».

Итак, мы видим злость, обиду, чувство несправедливости,
одиночества и желание отомстить. Это приводит к глубинной неуверенности в себе, неуважению себя и других. Как это соотносится с нашим желанием, чтобы ребенок вел себя цивилизованно и был приучен к дисциплине?

Подробнее про то, как построить отношения с ребенком без криков и скандалов можно узнать из записи вебинара «Наказания без унижения».

Идентификация с агрессором
Когда нас оскорбляют, кричат, бьют, срабатывает страх, защитная реакция. Истины, которые «вбиваются»
не становятся собственными, они присваиваются тому, кто
их насаждает. При этом ребенок и многому учится – скрывать проступки, ищет способы уходить от наказания, и самое важное, – он получает право на проявление агрессии. Если любить – это значит бить, унижать, – значит и мне это тоже можно. Быть жертвой агрессии ужасно, невыносимо, поэтому ребенок, который не желает быть жертвой, вынужден соотносить себя с агрессором, выбирать более безопасную роль. Именно этот механизм заставляет детей, переживших насилие в кровной семье, воспроизводить агрессию вновь
и вновь. И если с такими же методами «воспитания»,
он встречается и в приемной семье, то его агрессия только усиливается и становится более законной. «Все так делают,
и эти тоже», – решает ребенок и начинает воспроизводить закон джунглей с новой силой. Поэтому стремление родителей «выбить из ребенка всю дурь», обречено
на провал.
Идентификация
с агрессором
Когда нас оскорбляют, кричат, бьют, срабатывает страх, защитная реакция. Истины, которые «вбиваются» не становятся собственными, они присваиваются тому, кто их насаждает. При этом ребенок и многому учится – скрывать проступки, ищет способы уходить от наказания, и самое важное, – он получает право на проявление агрессии. Если любить – это значит бить, унижать, значит и мне это тоже можно. Быть жертвой агрессии ужасно, невыносимо, поэтому ребенок, который не желает быть жертвой, вынужден соотносить себя с агрессором, выбирать более безопасную роль. Именно этот механизм заставляет детей, переживших насилие в кровной семье, воспроизводить агрессию вновь и вновь. И если с такими же методами «воспитания», он встречается и в приемной семье, то его агрессия только усиливается и становится более законной. «Все так делают, и эти тоже», – решает ребенок и начинает
воспроизводить закон джунглей с новой силой. Поэтому стремление родителей «выбить из ребенка всю дурь», обречено на провал.
Когда нас оскорбляют, кричат, бьют, срабатывает страх, защитная реакция. Истины, которые «вбиваются» не становятся собственными, они присваиваются тому, кто их насаждает. При этом ребенок и многому учится – скрывать проступки, ищет способы уходить от наказания, и самое важное, – он получает право на проявление агрессии. Если любить – это значит бить, унижать, – значит и мне это тоже можно. Быть жертвой агрессии ужасно, невыносимо, поэтому ребенок, который не желает быть жертвой, вынужден соотносить себя с агрессором, выбирать более безопасную роль. Именно этот механизм заставляет детей, переживших насилие в кровной семье, воспроизводить агрессию вновь
и вновь. И если с такими же методами
«воспитания», он встречается и в приемной семье, то его агрессия только усиливается и становится более законной. «Все так делают, и эти тоже», – решает ребенок и начинает воспроизводить закон джунглей с новой силой. Поэтому стремление родителей «выбить из ребенка всю дурь»,обречено на провал.
Когда нас оскорбляют, кричат, бьют, срабатывает страх, защитная реакция. Истины, которые «вбиваются» не становятся собственными, они присваиваются тому, кто их насаждает. При этом ребенок
и многому учится – скрывать проступки, ищет способы уходить
от наказания, и самое важное, – он получает право на проявление агрессии. Если любить – это значит бить, унижать, – значит и мне это тоже можно. Быть жертвой агрессии ужасно, невыносимо, поэтому ребенок, который не желает быть жертвой, вынужден соотносить себя с агрессором, выбирать более безопасную роль. Именно этот механизм заставляет детей, переживших насилие
в кровной семье, воспроизводить агрессию вновь и вновь. И если
с такими же методами «воспитания», он встречается и в приемной семье, то его агрессия только усиливается и становится более законной. «Все так делают, и эти тоже», – решает ребенок и начинает воспроизводить закон джунглей с новой силой. Поэтому стремление родителей «выбить из ребенка всю дурь», обречено
на провал.
Когда нас оскорбляют, кричат, бьют, срабатывает страх, защитная реакция. Истины, которые «вбиваются» не становятся собственными, они присваиваются тому, кто их насаждает. При этом ребенок и многому учится – скрывать проступки, ищет способы уходить от наказания, и самое важное, –
он получает право на проявление агрессии. Если любить – это значит бить, унижать, – значит и мне это тоже можно. Быть жертвой агрессии ужасно, невыносимо, поэтому ребенок, который не желает быть жертвой, вынужден соотносить себя с агрессором, выбирать более безопасную роль. Именно этот механизм заставляет детей, переживших насилие в кровной семье, воспроизводить агрессию вновь
и вновь. И если с такими же методами «воспитания», он встречается и в приемной семье, то его агрессия только усиливается и становится более законной. «Все так делают, и эти тоже», – решает ребенок и начинает воспроизводить закон джунглей с новой силой. Поэтому стремление родителей «выбить из ребенка всю дурь», обречено на провал.
Поколение за поколением во всем мире применялись физические наказания в отношении детей, а ситуация
в России была отягощена еще и поздней отменой крепостного права, когда избиение не только детей,
но и взрослых считалось нормой. Народная педагогика поощряла физические наказания, что подтверждается во многих известных пословицах и поговорках: «Это не бьют,
а ума дают»; «Поменьше корми, побольше пори – хороший парень вырастет». Каждое время и каждое общество воспитывает тех людей, которые обладают определенным набором качеств, позволяющим выжить в этом обществе
и вписаться в него. Чувства детей во все времена оставались схожими: они страдали от насилия, однако на это не обращали особого внимания. Когда дети вырастали, вариантов оставалось не так много: самому становиться тираном, живущему по «Домострою», стать жертвой, или пересмотреть свои взгляды на «норму».
Знаменитый хирург Н. И. Пирогов в своей статье «Нужно
ли сечь детей?» (1858) принципиально осудил телесные наказания детей и горячо доказывал, что применение розог антипедагогично, что телесные наказания уничтожают
в ребенке стыд, развращают детей и должны быть отменены. Статья не осталась незамеченной: мысль, осуждающая устоявшиеся веками наказания, была для современников новой и даже крамольной. «Любое телесное наказание детей является нарушением их основных прав на человеческое достоинство и физическую неприкосновенность. Тот факт, что эти телесные наказания по-прежнему остаются законными
в ряде государств, нарушает основополагающее право детей на такую юридическую защиту, как и у взрослых.
В европейских обществах запрещено бить людей, а дети – это люди. Необходимо положить конец общественной
и правовой приемлемости телесных наказаний детей».
Из Рекомендации ПАСЕ 1666 (2004 г.)

Поколение за поколением во всем мире применялись физические наказания в отношении детей, а ситуация в России была отягощена еще и поздней отменой крепостного права, когда избиение не только детей, но и взрослых считалось нормой. Народная педагогика поощряла физические наказания, что
подтверждается во многих известных пословицах и поговорках: «Это не бьют,
а ума дают»; «Поменьше корми, побольше пори – хороший парень
вырастет». Каждое время и каждое общество воспитывает тех людей, которые обладают определенным набором качеств, позволяющим выжить в этом обществе и вписаться в него. Чувства детей во все времена оставались схожими: они страдали от насилия, однако на это не обращали особого внимания. Когда дети вырастали, вариантов оставалось не так много: самому становиться тираном, живущему по «Домострою», стать жертвой, или пересмотреть свои взгляды на «норму».

Знаменитый хирург Н. И. Пирогов в своей статье «Нужноли сечь детей?» (1858) принципиально осудил телесные наказания детей и горячо доказывал, что применение розог антипедагогично, что телесные наказания уничтожают
в ребенке стыд, развращают детей
и должны быть отменены. Статья не осталась незамеченной: мысль, осуждающая устоявшиеся веками наказания, была для современников новой и даже крамольной. «Любое телесное наказание детей является нарушением их основных прав на человеческое достоинство и физическую неприкосновенность. Тот факт, что эти телесные наказания по-прежнему остаются законными в ряде государств, нарушает основополагающее право детей на такую юридическую защиту, как и у взрослых. В европейских обществах запрещено бить людей, а дети – это люди. Необходимо положить конец общественной и правовой приемлемости телесных наказаний детей». Из Рекомендации ПАСЕ 1666 (2004 г.)
Поколение за поколением во всем мире применялись физические наказания
в отношении детей, а ситуация в России была отягощена еще и поздней отменой крепостного права, когда избиение не только детей,
но и взрослых считалось нормой. Народная педагогика поощряла физические наказания, что
подтверждается во многих известных пословицах
и поговорках: «Это не бьют, а ума дают»; «Поменьше корми, побольше пори – хороший парень вырастет». Каждое время и каждое общество воспитывает тех людей, которые обладают определенным набором качеств, позволяющим выжить в этом обществе
и вписаться в него. Чувства детей во все времена оставались схожими: они страдали от насилия, однако на это не обращали особого внимания. Когда дети вырастали, вариантов оставалось
не так много: самому становиться тираном, живущему по «Домострою», стать жертвой, или пересмотреть свои взгляды на «норму».

Знаменитый хирург Н. И. Пирогов в своей статье «Нужноли сечь детей?» (1858) принципиально осудил телесные наказания детей и горячо доказывал, что применение розог антипедагогично, что телесные наказания уничтожают в ребенке стыд, развращают детей
и должны быть отменены. Статья не осталась незамеченной: мысль, осуждающая устоявшиеся веками наказания, была для современников новой и даже крамольной. «Любое телесное наказание детей является нарушением их основных прав на человеческое достоинство и физическую неприкосновенность. Тот факт, что эти телесные наказания по-прежнему остаются законными
в ряде государств, нарушает основополагающее право детей на такую юридическую защиту, как
и у взрослых. В европейских обществах запрещено бить людей, а дети – это люди. Необходимо положить конец общественной
и правовой приемлемости телесных наказаний детей». Из Рекомендации ПАСЕ 1666 (2004 г.)
Поколение за поколением во всем мире применялись физические наказания в отношении детей, а ситуация в России была отягощена еще и поздней отменой крепостного права, когда избиение не только детей, но и взрослых считалось нормой. Народная педагогика поощряла физические наказания, что подтверждается во многих известных пословицах и поговорках: «Это не бьют, а ума дают»; «Поменьше корми, побольше пори – хороший парень вырастет». Каждое время и каждое общество воспитывает тех людей, которые обладают определенным набором качеств, позволяющим выжить
в этом обществе и вписаться в него. Чувства детей во все времена оставались схожими: они страдали от насилия, однако на это
не обращали особого внимания. Когда дети вырастали, вариантов оставалось не так много: самому становиться тираном, живущему по «Домострою», стать жертвой, или пересмотреть свои взгляды
на «норму».

Знаменитый хирург Н. И. Пирогов в своей статье «Нужноли сечь детей?» (1858) принципиально осудил телесные наказания детей
и горячо доказывал, что применение розог антипедагогично, что телесные наказания уничтожают в ребенке стыд, развращают детей
и должны быть отменены. Статья не осталась незамеченной: мысль, осуждающая устоявшиеся веками наказания, была для современников новой и даже крамольной. «Любое телесное наказание детей является нарушением их основных прав на человеческое достоинство и физическую неприкосновенность. Тот факт, что эти телесные наказания по-прежнему остаются законными
в ряде государств, нарушает основополагающее право детей
на такую юридическую защиту, как и у взрослых. В европейских обществах запрещено бить людей, а дети – это люди. Необходимо положить конец общественной и правовой приемлемости телесных наказаний детей». Из Рекомендации ПАСЕ 1666 (2004 г.)
Поколение за поколением во всем мире применялись физические наказания в отношении детей,
а ситуация в России была отягощена еще и поздней отменой крепостного права, когда избиение не только детей, но и взрослых считалось нормой. Народная педагогика поощряла физические наказания, что подтверждается во многих известных пословицах и поговорках: «Это не бьют, а ума дают»; «Поменьше корми, побольше пори – хороший парень вырастет». Каждое время и каждое общество воспитывает тех людей, которые обладают определенным набором качеств, позволяющим выжить
в этом обществе и вписаться в него. Чувства детей во все времена оставались схожими: они страдали от насилия, однако на это не обращали особого внимания. Когда дети вырастали, вариантов оставалось не так много: самому становиться тираном, живущему по «Домострою», стать жертвой, или
пересмотреть свои взглядына «норму».

Знаменитый хирург Н. И. Пирогов в своей статье «Нужноли сечь детей?» (1858) принципиально осудил телесные наказания детей и горячо доказывал, что применение розог антипедагогично, что телесные наказания уничтожают в ребенке стыд, развращают детей и должны быть отменены. Статья не осталась незамеченной: мысль, осуждающая устоявшиеся веками наказания, была для современников новой
и даже крамольной. «Любое телесное наказание детей является нарушением их основных прав
на человеческое достоинство и физическую неприкосновенность. Тот факт, что эти телесные наказания по-прежнему остаются законными в ряде государств, нарушает основополагающее право детей
на такую юридическую защиту, как и у взрослых. В европейских обществах запрещено бить людей,
а дети – это люди. Необходимо положить конец общественной и правовой приемлемости телесных наказаний детей». Из Рекомендации ПАСЕ 1666 (2004 г.)
Агрессия на агрессию (если ребенок «провоцирует»)
Под негуманными наказаниями можно подразумевать все наказания, связанные с физическим воздействием на ребенка: шлепки, битье предметами, стояние на горохе или соли, привязывания и т.д. Физическое страдание – это не просто больно, это еще и унизительно, потому что дети не могут себя защитить. Когда близкие люди, позволяют так относиться к телу ребенка, со временем это приводит
к пренебрежению и отвращению к своему телу и с его стороны. Тело воспринимается как нечто гадкое, плохое, как источник страданий. Когда родители используют физическое воздействие на детей, они должны понимать, что наносят ребенку психологическую травму. А если это приемные родители, то они еще больше усиливают ту травму, который ребенок получил в биологической семье, вместо того, чтобы залечивать душевные раны ребенка.

Агрессия на агрессию (если ребенок «провоцирует»)
Под негуманными наказаниями можно подразумевать все наказания, связанные с физическим воздействием на ребенка: шлепки, битье предметами, стояние на горохе или соли, привязывания и т.д. Физическое страдание – это не просто больно, это еще и унизительно, потому что дети не могут себя защитить. Когда близкие люди, позволяют так относиться к телу ребенка, со временем это приводит к пренебрежению и отвращению к своему телу и с его стороны. Тело воспринимается как нечто гадкое, плохое, как источник страданий. Когда родители используют физическое воздействие на детей, они должны понимать, что наносят ребенку психологическую травму. А если это приемные родители, то они еще больше усиливают ту травму, который ребенок получил в биологической семье, вместо того, чтобы залечивать душевные раны ребенка.

Агрессия на агрессию (если ребенок «провоцирует»)
Под негуманными наказаниями можно подразумевать все наказания, связанные
с физическим воздействием на ребенка: шлепки, битье предметами, стояние на горохе или соли, привязывания и т.д. Физическое страдание – это не просто больно, это еще и унизительно, потому что дети не могут себя защитить. Когда близкие люди, позволяют так относиться к телу ребенка,
со временем это приводит к пренебрежению
и отвращению к своему телу и с его стороны. Тело воспринимается как нечто гадкое, плохое, как источник страданий. Когда родители используют физическое воздействие на детей, они должны понимать, что наносят ребенку психологическую травму. А если это приемные родители, то они еще больше усиливают ту травму, который ребенок получил в биологической семье, вместо того, чтобы залечивать душевные раны ребенка.

Под негуманными наказаниями можно подразумевать все наказания, связанные с физическим воздействием на ребенка: шлепки, битье предметами, стояние на горохе или соли, привязывания и т.д. Физическое страдание – это не просто больно, это еще
и унизительно, потому что дети не могут себя защитить. Когда близкие люди, позволяют так относиться к телу ребенка,
со временем это приводит к пренебрежению и отвращению
к своему телу и с его стороны. Тело воспринимается как нечто гадкое, плохое, как источник страданий. Когда родители используют физическое воздействие на детей, они должны понимать, что наносят ребенку психологическую травму. А если это приемные родители, то они еще больше усиливают ту травму, который ребенок получил в биологической семье, вместо того, чтобы залечивать душевные раны ребенка.

Под негуманными наказаниями можно подразумевать все наказания, связанные с физическим воздействием на ребенка: шлепки, битье предметами, стояние на горохе или соли, привязывания и т.д. Физическое страдание – это не просто больно, это еще и унизительно, потому что дети не могут себя защитить. Когда близкие люди, позволяют так относиться к телу ребенка, со временем это приводит
к пренебрежению и отвращению к своему телу и с его стороны. Тело воспринимается как нечто гадкое, плохое, как источник страданий. Когда родители используют физическое воздействие на детей, они должны понимать, что наносят ребенку психологическую травму. А если это приемные родители, то они еще больше усиливают ту травму, который ребенок получил в биологической семье, вместо того, чтобы залечивать душевные раны ребенка.

Травмируются в первую очередь отношения привязанности, которые позволяют ребенку следовать за своим родителем, выделять из всех других взрослых, принадлежать ему
и, соответственно прислушиваться к его мнению. Когда
в близкие отношения любви и доверия вплетается еще
и насилие, у ребенка происходит соединение несоединимого. Любовь соединяется с насилием, вырабатывается своеобразный язык любви, позволяющий и терпеть насилие,
и применять его к тому, кого любишь.
Травмируются в первую очередь отношения привязанности, которые позволяют ребенку следовать за своим родителем, выделять из всех других взрослых, принадлежать ему и, соответственно прислушиваться к его мнению. Когда в близкие отношения любви и доверия вплетается еще
и насилие, у ребенка происходит соединение несоединимого. Любовь соединяется с насилием, вырабатывается своеобразный язык любви, позволяющий и терпеть насилие, и применять его
к тому, кого любишь.
Травмируются в первую очередь отношения привязанности, которые позволяют ребенку следовать за своим родителем, выделять из всех других взрослых, принадлежать ему
и, соответственно прислушиваться к его мнению. Когда в близкие отношения любви и доверия вплетается еще и насилие, у ребенка происходит соединение несоединимого. Любовь соединяется
с насилием, вырабатывается своеобразный язык любви, позволяющий и терпеть насилие,
и применять его к тому, кого любишь.
Травмируются в первую очередь отношения привязанности, которые позволяют ребенку следовать за своим родителем, выделять из всех других взрослых, принадлежать ему и, соответственно прислушиваться к его мнению. Когда в близкие отношения любви
и доверия вплетается еще и насилие, у ребенка происходит соединение несоединимого. Любовь соединяется с насилием, вырабатывается своеобразный язык любви, позволяющий и терпеть насилие, и применять его к тому, кого любишь.
Травмируются в первую очередь отношения привязанности, которые позволяют ребенку следовать
за своим родителем, выделять из всех других взрослых, принадлежать ему и, соответственно прислушиваться к его мнению. Когда в близкие отношения любви и доверия вплетается еще и насилие, у ребенка происходит соединение несоединимого. Любовь соединяется с насилием, вырабатывается своеобразный язык любви, позволяющий и терпеть насилие, и применять его к тому, кого любишь.
Так появляется токсичная любовь, токсичные отношения. Распространенное утверждение «Бьет, значит, любит», – хорошее тому подтверждение. Закладываются патологические отношения, при которых любовь
не исключает насилия, а напротив, бессознательно связана
с ним. Если ребенок провоцирует родителей на жестокое обращение, а такое бывает достаточно часто, – задача родителей выдержать это нелегкое испытание, тем самым дать ребенку реальный опыт того, что не только злость, агрессия и насилие правит миром. Родители видят, что ребенок «прямо выпрашивает», доводит родителей, выискивая их слабые места, провоцирует изо всех сил. И ели родители срываются, (бьют, кричат), то ребенок не просто прекращает такое поведение, он успокаивается, расслабляется, будто выдыхает.
Родителей трясет, а ребенок чуть ли не в блаженстве. Так выглядит эхо первичной травмы ребенка, – он хочет от вас услышать узнаваемый язык любви: бьет, значит, любит. В эти моменты (если получится, ведь ребенок действительно знает на какую струну нажать), можно включить разум и сказать примерно следующее: «Ребенок, ты сейчас как будто хочешь, чтобы я тебя ударил, вышел из себя, закричал! Я не буду этого делать, хотя очень хочется, честно сказать. Ты мой ребенок, я тебя люблю. Пойдем лепить/давай я тебя обниму/поцелую/пожалею. Видимо тебе очень плохо». Попробуйте увидеть в разбушевавшемся ребенке не монстра, а ребенка, который очень хочет любви! Чем больше «выпрашивает», тем сильнее он в ней нуждается.
Физические наказания очень часто отражают негатив и злость самих родителей. Вне зависимости от того, делается это родителями сознательно или в приступе плохо контролируемой ярости, «наказ», который получает ребенок, очень далек от задумки родителей. Вместо того чтобы осознать свой поступок и не совершать его впредь, малыш фиксируется на очень тяжелых чувствах: злости, обиде, одиночестве, желании отомстить. Отношения с родителями
от этого однозначно страдают. Чем больше родители «прибивают» правила и нормы, тем больше вероятность скрытого или явного сопротивления этим правилам. А также выше агрессивность самого ребенка или невозможность адекватно противостоять агрессии в свой адрес.
Не менее вредны и болезненны наказания другого рода: крики, оскорбления, угрозы, шантаж, манипуляции, молчаливое игнорирование, унизительные занятия. Они
не только морально подавляют ребенка, показывают его ничтожность, но иногда просто уничтожают. Когда ребенка молча игнорируют, делают вид, что не замечают,
не разговаривают несколько часов и даже дней, то тем самым близкие дают прямое послание «не живи». В таком случае всегда страдает самооценка ребенка, его уверенность в себе, в других людях, способность доверять. А у приемных детей, вследствие их жизненного опыта эти области уже и без того пострадали.
Так появляется токсичная любовь, токсичные отношения. Распространенное утверждение «Бьет, значит, любит», – хорошее тому подтверждение. Закладываются патологические отношения, при которых любовь не исключает насилия, а напротив, бессознательно связана с ним. Если ребенок провоцирует родителей на жестокое обращение, а такое бывает достаточно часто,– задача родителей выдержать это нелегкое испытание, тем самым дать ребенку реальный опыт того, что не только злость, агрессия и насилие правит миром. Родители видят, что ребенок «прямо выпрашивает», доводит родителей, выискивая их слабые места, провоцирует изо всех сил. И ели родители срываются, (бьют, кричат),то ребенок не просто прекращает такое поведение, он успокаивается, расслабляется, будто выдыхает.

Родителей трясет, а ребенок чуть
ли не в блаженстве. Так выглядит эхо первичной травмы ребенка, – он хочет от вас услышать узнаваемый язык любви: бьет, значит, любит. В эти моменты (если получится, ведь ребенок действительно знает на какую струну нажать), можно включить разум и сказать примерно следующее: «Ребенок, ты сейчас как будто хочешь, чтобы я тебя ударил, вышел из себя, закричал! Я не буду этого делать, хотя очень хочется, честно сказать. Ты мой ребенок, я тебя люблю. Пойдем лепить/давай я тебя обниму/поцелую/пожалею. Видимо тебе очень плохо». Попробуйте увидеть в разбушевавшемся ребенке не монстра, а ребенка, который очень хочет любви! Чем больше «выпрашивает», тем сильнее он в ней нуждается.

Физические наказания очень часто отражают негатив и злость самих родителей. Вне зависимости от того, делается это родителями сознательно или в приступе плохо контролируемой ярости, «наказ», который получает ребенок, очень далек от задумки родителей. Вместо того чтобы осознать свой поступок и не совершать его впредь, малыш фиксируется на очень тяжелых чувствах: злости, обиде, одиночестве, желании отомстить. Отношения с родителями от этого однозначно страдают. Чем больше родители «прибивают» правила и нормы, тем больше вероятность скрытого или явного сопротивления этим правилам. А также выше агрессивность самого ребенка или невозможность адекватно противостоять агрессии в свой адрес.

Не менее вредны и болезненны наказания другого рода: крики, оскорбления, угрозы, шантаж, манипуляции, молчаливое игнорирование, унизительные занятия. Они не только морально подавляют ребенка, показывают его ничтожность, но иногда просто уничтожают. Когда ребенка молча игнорируют, делают вид, что не замечают, не разговаривают несколько часов и даже дней, то тем самым близкие дают прямое послание «не живи». В таком случае всегда страдает самооценка ребенка, его уверенность в себе, в других людях, способность доверять. А у приемных детей, вследствие их жизненного опыта эти области уже и без того пострадали.
Так появляется токсичная любовь, токсичные отношения. Распространенное утверждение «Бьет, значит, любит», – хорошее тому подтверждение. Закладываются патологические отношения, при которых любовь не исключает насилия,
а напротив, бессознательно связана с ним. Если ребенок провоцирует родителей на жестокое обращение, а такое бывает достаточно часто,– задача родителей выдержать это нелегкое испытание, тем самым дать ребенку реальный опыт того, что не только злость, агрессия и насилие правит миром. Родители видят, что ребенок «прямо выпрашивает», доводит родителей, выискивая их слабые места, провоцирует изо всех сил. И ели родители срываются, (бьют, кричат),
то ребенок не просто прекращает такое поведение, он успокаивается, расслабляется, будто выдыхает.

Родителей трясет, а ребенок чуть ли не
в блаженстве. Так выглядит эхо первичной травмы ребенка, – он хочет от вас услышать узнаваемый язык любви: бьет, значит, любит. В эти моменты (если получится, ведь ребенок действительно знает на какую струну нажать), можно включить разум и сказать примерно следующее: «Ребенок, ты сейчас как будто хочешь, чтобы я тебя ударил, вышел из себя, закричал! Я не буду этого делать, хотя очень хочется, честно сказать. Ты мой ребенок, я тебя люблю. Пойдем лепить/давай
я тебя обниму/поцелую/пожалею. Видимо тебе очень плохо». Попробуйте увидеть
в разбушевавшемся ребенке не монстра,
а ребенка, который очень хочет любви! Чем больше«выпрашивает», тем сильнее он в ней нуждается.

Физические наказания очень часто отражают негатив и злость самих родителей. Вне зависимости от того, делается это родителями сознательно или в приступе плохо контролируемой ярости, «наказ», который получает ребенок, очень далек от задумки родителей. Вместо того чтобы осознать свой поступок и не совершать его впредь, малыш фиксируется на очень тяжелых чувствах: злости, обиде, одиночестве, желании отомстить. Отношения с родителями
от этого однозначно страдают. Чем больше родители «прибивают» правила и нормы, тем больше вероятность скрытого или явного сопротивления этим правилам. А также выше агрессивность самого ребенка или невозможность адекватно противостоять агрессии в свой адрес.

Не менее вредны и болезненны наказания другого рода: крики, оскорбления, угрозы, шантаж, манипуляции, молчаливое игнорирование, унизительные занятия. Они не только морально подавляют ребенка, показывают его ничтожность, но иногда просто уничтожают. Когда ребенка молча игнорируют, делают вид, что не замечают, не разговаривают несколько часов и даже дней,
то тем самым близкие дают прямое послание «не живи». В таком случае всегда страдает самооценка ребенка, его уверенность в себе, в других людях, способность доверять. А у приемных детей, вследствие их жизненного опыта эти области уже
и без того пострадали.
Так появляется токсичная любовь, токсичные отношения. Распространенное утверждение «Бьет, значит, любит», – хорошее тому подтверждение. Закладываются патологические отношения, при которых любовь не исключает насилия, а напротив, бессознательно связана с ним. Если ребенок провоцирует родителей на жестокое обращение, а такое бывает достаточно часто,– задача родителей выдержать это нелегкое испытание, тем самым дать ребенку реальный опыт того, что не только злость, агрессия и насилие правит миром. Родители видят, что ребенок «прямо выпрашивает», доводит родителей, выискивая их слабые места, провоцирует изо всех сил. И ели родители срываются,
(бьют, кричат), то ребенок не просто прекращает такое поведение, он успокаивается, расслабляется, будто выдыхает.

Родителей трясет, а ребенок чуть ли не в блаженстве. Так выглядит эхо первичной травмы ребенка, – он хочет от вас услышать узнаваемый язык любви: бьет, значит, любит. В эти моменты (если получится, ведь ребенок действительно знает на какую струну нажать), можно включить разум и сказать примерно следующее: «Ребенок, ты сейчас как будто хочешь, чтобы я тебя ударил, вышел из себя, закричал! Я не буду этого делать, хотя очень хочется, честно сказать. Ты мой ребенок, я тебя люблю.
Пойдем лепить/давай я тебя обниму/поцелую/пожалею. Видимо тебе очень плохо». Попробуйте увидеть в разбушевавшемся ребенке
не монстра, а ребенка, который очень хочет любви! Чем больше«выпрашивает», тем сильнее он в ней нуждается.

Физические наказания очень часто отражают негатив и злость самих родителей. Вне зависимости от того, делается это родителями сознательно или в приступе плохо контролируемой ярости, «наказ», который получает ребенок, очень далек от задумки родителей. Вместо того чтобы осознать свой поступок и не совершать его впредь, малыш фиксируется на очень тяжелых чувствах: злости, обиде, одиночестве, желании отомстить. Отношения с родителями
от этого однозначно страдают. Чем больше родители «прибивают» правила и нормы, тем больше вероятность скрытого или явного сопротивления этим правилам. А также выше агрессивность самого ребенка или невозможность адекватно противостоять агрессии
в свой адрес.

Не менее вредны и болезненны наказания другого рода: крики, оскорбления, угрозы, шантаж, манипуляции, молчаливое игнорирование, унизительные занятия. Они не только морально подавляют ребенка, показывают его ничтожность, но иногда просто уничтожают. Когда ребенка молча игнорируют, делают вид, что не замечают, не разговаривают несколько часов и даже дней,
то тем самым близкие дают прямое послание «не живи». В таком случае всегда страдает самооценка ребенка, его уверенность
в себе, в других людях, способность доверять. А у приемных детей, вследствие их жизненного опыта эти области уже
и без того пострадали.
Так появляется токсичная любовь, токсичные отношения. Распространенное утверждение «Бьет, значит, любит», – хорошее тому подтверждение. Закладываются патологические отношения, при которых любовь не исключает насилия, а напротив, бессознательно связана с ним. Если ребенок провоцирует родителей на жестокое обращение, а такое бывает достаточно часто,– задача родителей выдержать это нелегкое испытание, тем самым дать ребенку реальный опыт того, что не только злость, агрессия
и насилие правит миром. Родители видят, что ребенок «прямо выпрашивает», доводит родителей, выискивая их слабые места, провоцирует изо всех сил. И ели родители срываются, (бьют, кричат),
то ребенок не просто прекращает такое поведение, он успокаивается, расслабляется, будто выдыхает.

Родителей трясет, а ребенок чуть ли не в блаженстве. Так выглядит эхо первичной травмы ребенка, –
он хочет от вас услышать узнаваемый язык любви: бьет, значит, любит. В эти моменты (если получится, ведь ребенок действительно знает на какую струну нажать), можно включить разум и сказать примерно следующее: «Ребенок, ты сейчас как будто хочешь, чтобы я тебя ударил, вышел из себя, закричал! Я не буду этого делать, хотя очень хочется, честно сказать. Ты мой ребенок, я тебя люблю. Пойдем лепить/давай я тебя обниму/поцелую/пожалею. Видимо тебе очень плохо». Попробуйте увидеть
в разбушевавшемся ребенке не монстра, а ребенка, который очень хочет любви! Чем больше «выпрашивает», тем сильнее он в ней нуждается.

Физические наказания очень часто отражают негатив и злость самих родителей. Вне зависимости от того, делается это родителями сознательно или в приступе плохо контролируемой ярости, «наказ», который получает ребенок, очень далек от задумки родителей. Вместо того чтобы осознать свой поступок и не совершать его впредь, малыш фиксируется на очень тяжелых чувствах: злости, обиде, одиночестве, желании отомстить. Отношения с родителями от этого однозначно страдают. Чем больше родители «прибивают» правила и нормы, тем больше вероятность скрытого или явного сопротивления этим правилам. А также выше агрессивность самого ребенка или невозможность адекватно противостоять агрессии в свой адрес.

Не менее вредны и болезненны наказания другого рода: крики, оскорбления, угрозы, шантаж, манипуляции, молчаливое игнорирование, унизительные занятия. Они не только морально подавляют ребенка, показывают его ничтожность, но иногда просто уничтожают. Когда ребенка молча игнорируют, делают вид, что не замечают, не разговаривают несколько часов и даже дней, то тем самым близкие дают прямое послание «не живи». В таком случае всегда страдает самооценка ребенка, его уверенность
в себе, в других людях, способность доверять. А у приемных детей, вследствие их жизненного опыта эти области уже и без того пострадали.
За естественную познавательную активность: если малыш тянет всё в рот, рвет бумагу, ломает игрушки;
За возрастные и физиологические особенности: когда ребенок неусидчив, невнимателен, не желает засыпать, не хочет есть, не может спокойно стоять в очереди;
За отсутствие навыка поведения в той или иной жизненной ситуации:
не попросился на горшок, плюется или дерется (в возрасте, когда ребенок только обучается правильным манерам);
За проявление естественного чувства: сын или дочь боится засыпать
в темноте, ревнует к братьям/сестрам;
За что нельзя наказывать:
За неосторожность: малыш испачкался на прогулке, случайно пролил сок
из чашки, разбил тарелку.
За естественную познавательную активность: если малыш тянет всё в рот, рвет бумагу, ломает игрушки;
За возрастные и физиологические особенности: когда ребенок неусидчив, невнимателен,
не желает засыпать, не хочет есть, не может спокойно стоять
в очереди;
За отсутствие навыка поведения в той или иной жизненной ситуации: не попросился на горшок, плюется или дерется (в возрасте, когда ребенок только обучается правильным манерам);
За проявление естественного чувства: сын или дочь боится засыпать в темноте, ревнует
к братьям/сестрам;
За неосторожность: малыш испачкался на прогулке, случайно пролил сок из чашки, разбил тарелку.
За естественную познавательную активность: если малыш тянет всё в рот, рвет бумагу, ломает игрушки;
За возрастные и физиологические особенности: когда ребенок неусидчив, невнимателен, не желает засыпать, не хочет есть, не может спокойно стоять в очереди;
За отсутствие навыка поведения в той или иной жизненной ситуации:
не попросился на горшок, плюется или дерется (в возрасте, когда ребенок только обучается правильным манерам);
За проявление естественного чувства: сын или дочь боится засыпать
в темноте, ревнует к братьям/сестрам;
За неосторожность: малыш испачкался
на прогулке, случайно пролил сок
из чашки, разбил тарелку.
За естественную познавательную активность: если малыш тянет всё в рот, рвет бумагу, ломает игрушки;
За возрастные и физиологические особенности: когда ребенок неусидчив, невнимателен, не желает засыпать,
не хочет есть, не может спокойно стоять в очереди;
За отсутствие навыка поведения в той или иной жизненной ситуации: не попросился на горшок, плюется или дерется
(в возрасте, когда ребенок только обучается правильным манерам);
За проявление естественного чувства: сын или дочь боится засыпать в темноте, ревнует к братьям/сестрам;
За неосторожность: малыш испачкался на прогулке, случайно пролил сок из чашки, разбил тарелку.
«Пятый угол»
«Встань в угол! Постоишь, подумаешь о своем поведении!»,– кто не сталкивался с этим излюбленным методом советского воспитания. А теперь вспомните: кто-нибудь из вас, стоя
в углу, действительно думал о своем поступке? Стоя там можно думать хоть о чем, но точно не о случившемся. Мысль о том, что ты всё-таки был не прав, или наоборот, прав, приходит и уходит еще по дороге в этот злополучный «угол». Так что же происходит с ребенком, который отбывает наказание, стоя носом к стене? Как правило, он чувствует отвержение, обиду, одиночество, а иногда и унижение. «Правильные» слова типа: «Я всё понял – я больше не буду – простите меня, пожалуйста», – это мантра, которую нужно произнести. Не осознание, а банальный ключ к свободе. Как часто на вопрос родителей: «А что ты больше не будешь?» ребенок растерянно молчит, так как давно позабыл, стоя
в этом углу, за что конкретно был наказан.
«Встань в угол! Постоишь, подумаешь о своем поведении!», – кто не сталкивался с этим излюбленным методом советского воспитания. А теперь вспомните: кто-нибудь из вас, стоя в углу, действительно думал о своем поступке? Стоя там можно думать хоть о чем, но точно не
о случившемся. Мысль о том, что ты всё-таки был не прав, или наоборот, прав, приходит и уходит еще по дороге в этот злополучный «угол». Так что же происходит с ребенком, который отбывает наказание, стоя носом
к стене? Как правило, он чувствует отвержение, обиду, одиночество,
а иногда и унижение. «Правильные» слова типа: «Я всё понял – я больше не буду – простите меня, пожалуйста», – это мантра, которую нужно произнести. Не осознание, а банальный ключ
к свободе. Как часто на вопрос родителей: «А что ты больше не будешь?» ребенок растерянно молчит, так как давно позабыл, стоя в этом углу, за что конкретно был наказан.
«Встань в угол! Постоишь, подумаешь
о своем поведении!», – кто не сталкивался с этим излюбленным методом советского воспитания.
А теперь вспомните: кто-нибудь из вас, стоя в углу, действительно думал о своем поступке? Стоя там можно думать хоть о чем, но точно не
о случившемся. Мысль о том, что ты всё-таки был не прав, или наоборот, прав, приходит и уходит еще по дороге в этот злополучный «угол». Так что же происходит с ребенком, который отбывает наказание, стоя носом к стене? Как правило,
он чувствует отвержение, обиду, одиночество,
а иногда и унижение. «Правильные» слова типа:
«Я всё понял – я больше не буду – простите меня, пожалуйста», – это мантра, которую нужно произнести. Не осознание, а банальный ключ
к свободе. Как часто на вопрос родителей: «А что ты больше не будешь?» ребенок растерянно молчит, так как давно позабыл, стоя в этом углу,
за что конкретно был наказан.
«Встань в угол! Постоишь, подумаешь о своем поведении!»,– кто не сталкивался с этим излюбленным методом советского воспитания. А теперь вспомните: кто-нибудь из вас, стоя
в углу, действительно думал о своем поступке? Стоя там можно думать хоть о чем, но точно не о случившемся. Мысль о том, что ты всё-таки был не прав, или наоборот, прав, приходит и уходит еще по дороге в этот злополучный «угол». Так что же происходит с ребенком, который отбывает наказание, стоя носом к стене? Как правило, он чувствует отвержение, обиду, одиночество, а иногда и унижение. «Правильные» слова типа: «Я всё понял – я больше не буду - простите меня, пожалуйста», – это мантра, которую нужно произнести. Не осознание, а банальный ключ к свободе. Как часто на вопрос родителей: «А что ты больше не будешь?» ребенок растерянно молчит, так как давно позабыл, стоя
в этом углу, за что конкретно был наказан.
«Встань в угол! Постоишь, подумаешь о своем поведении!»,– кто не сталкивался с этим излюбленным методом советского воспитания.
А теперь вспомните: кто-нибудь из вас, стоя в углу, действительно думал о своем поступке? Стоя там можно думать хоть о чем,
но точно не о случившемся. Мысль о том, что ты всё-таки был не прав, или наоборот, прав, приходит и уходит еще по дороге в этот злополучный «угол». Так что же происходит с ребенком, который отбывает наказание, стоя носом к стене? Как правило, он чувствует отвержение, обиду, одиночество, а иногда и унижение. «Правильные» слова типа: «Я всё понял – я больше не буду – простите меня, пожалуйста», – это мантра, которую нужно произнести. Не осознание, а банальный ключ к свободе. Как часто на вопрос родителей: «А что ты больше не будешь?» ребенок растерянно молчит, так как давно позабыл, стоя в этом углу, за что конкретно был наказан.
«Встань в угол! Постоишь, подумаешь о своем поведении!»,– кто не сталкивался с этим излюбленным методом советского воспитания. А теперь вспомните: кто-нибудь из вас, стоя в углу, действительно думал о своем поступке? Стоя там можно думать хоть о чем, но точно не о случившемся. Мысль о том, что ты всё-таки был не прав, или наоборот, прав, приходит и уходит еще по дороге в этот злополучный «угол». Так что же происходит с ребенком, который отбывает наказание, стоя носом к стене?
Как правило, он чувствует отвержение, обиду, одиночество, а иногда и унижение. «Правильные» слова типа: «Я всё понял – я больше не буду - простите меня, пожалуйста», – это мантра, которую нужно произнести. Не осознание, а банальный ключ к свободе. Как часто на вопрос родителей: «А что
ты больше не будешь?» ребенок растерянно молчит, так как давно позабыл, стоя в этом углу, за что конкретно был наказан.
Людмила, приемная мама, вспоминает: «В возрасте 3-7 лет меня ставили в угол очень надолго, я там порой засыпала, свернувшись в клубочек на полу. Чувствовала себя очень виноватой, плохой, недостойной своих родителей, которых
не просто любила, а боготворила. Когда сама стала мамой, поняла, что они просто не очень умели со мной общаться, попросту забывали обо мне, стоящей в углу, и занимались своими делами. Самое страшное наказание – это когда после «угла» меня ставили перед собой, сами садились и "пытали" меня, говоря о том, какая я ужасная и какие они молодцы, столько для меня всего делают, а я неблагодарная. Я верила
и чувствовала себя преступницей, предательницей, мне хотелось умереть. Я молчала, раскачиваясь вперед-назад, было жуткое состояние. После произнесения «правильных» слов меня отпускали. Ночью у меня случалась истерика или поднималась температура – я заболевала. Болела я очень часто!»
Если физическое воздействие рождает злость, страх
и желание отомстить, то моральное подавление действует
на самооценку, приводит к глубинному чувству вины, ощущению собственной «плохости», ненужности и отчуждения. Чем красноречивее родители, тем быстрее
у ребенка появляется ощущение «Я плохой, я недостойный любви!» Жить с ощущением собственной ничтожности очень непросто. У кого-то она переходит в заметную неуверенность и зажатость, у других в активную самооборону – «Я всем докажу, что достоин любви, заставлю себя уважать».
Людмила, приемная мама, вспоминает: «В возрасте 3-7 лет меня ставили в угол очень надолго, я там порой засыпала, свернувшись в клубочек на полу. Чувствовала себя очень виноватой, плохой, недостойной своих родителей, которых не просто любила, а боготворила. Когда сама стала мамой, поняла, что они просто не очень умели со мной общаться, попросту забывали обо мне, стоящей в углу, и занимались своими делами. Самое страшное наказание – это когда после «угла» меня ставили перед собой, сами садились и "пытали" меня, говоря о том, какая я ужасная и какие они молодцы, столько для меня всего делают, а я неблагодарная. Я верила и чувствовала себя преступницей, предательницей, мне хотелось умереть. Я молчала, раскачиваясь вперед-назад, было жуткое состояние. После произнесения «правильных» слов меня отпускали. Ночью у меня случалась истерика или поднималась температура – я заболевала. Болела я очень часто!»

Если физическое воздействие рождает злость, страх и желание отомстить, то моральное подавление действует
на самооценку, приводит к глубинному чувству вины, ощущению собственной «плохости», ненужности и отчуждения. Чем красноречивее родители, тем быстрее у ребенка появляется ощущение «Я плохой, я недостойный любви!» Жить с ощущением собственной ничтожности очень непросто. У кого-то она переходит
в заметную неуверенность и зажатость, у других в активную самооборону – «Я всем докажу, что достоин любви, заставлю себя уважать».
Людмила, приемная мама, вспоминает:
«В возрасте 3-7 лет меня ставили в угол очень надолго, я там порой засыпала, свернувшись
в клубочек на полу. Чувствовала себя очень виноватой, плохой, недостойной своих родителей, которых не просто любила, а боготворила. Когда сама стала мамой, поняла, что они просто
не очень умели со мной общаться, попросту забывали обо мне, стоящей в углу, и занимались своими делами. Самое страшное наказание – это когда после «угла» меня ставили перед собой, сами садились и "пытали" меня, говоря о том, какая
я ужасная и какие они молодцы, столько для меня всего делают, а я неблагодарная. Я верила
и чувствовала себя преступницей, предательницей, мне хотелось умереть. Я молчала, раскачиваясь вперед-назад, было жуткое состояние. После произнесения «правильных» слов меня отпускали. Ночью у меня случалась истерика или поднималась температура –
я заболевала. Болела я очень часто!»

Если физическое воздействие рождает злость, страх и желание отомстить, то моральное подавление действует на самооценку, приводит
к глубинному чувству вины, ощущению собственной «плохости», ненужности
и отчуждения. Чем красноречивее родители, тем быстрее у ребенка появляется ощущение
«Я плохой, я недостойный любви!» Жить
с ощущением собственной ничтожности очень непросто. У кого-то она переходит в заметную неуверенность и зажатость, у других в активную самооборону – «Я всем докажу, что достоин любви, заставлю себя уважать».
Людмила, приемная мама, вспоминает: «В возрасте 3-7 лет меня ставили в угол очень надолго, я там порой засыпала, свернувшись
в клубочек на полу. Чувствовала себя очень виноватой, плохой, недостойной своих родителей, которых не просто любила,
а боготворила. Когда сама стала мамой, поняла, что они просто
не очень умели со мной общаться, попросту забывали обо мне, стоящей в углу, и занимались своими делами. Самое страшное наказание – это когда после «угла» меня ставили перед собой, сами садились и "пытали" меня, говоря о том, какая я ужасная и какие они молодцы, столько для меня всего делают, а я неблагодарная.
Я верила и чувствовала себя преступницей, предательницей, мне хотелось умереть. Я молчала, раскачиваясь вперед-назад, было жуткое состояние. После произнесения «правильных» слов меня отпускали. Ночью у меня случалась истерика или поднималась температура – я заболевала. Болела я очень часто!»

Если физическое воздействие рождает злость, страх и желание отомстить, то моральное подавление действует на самооценку, приводит к глубинному чувству вины, ощущению собственной «плохости», ненужности и отчуждения. Чем красноречивее родители, тем быстрее у ребенка появляется ощущение «Я плохой,
я недостойный любви!» Жить с ощущением собственной ничтожности очень непросто. У кого-то она переходит в заметную неуверенность и зажатость, у других в активную самооборону –
«Я всем докажу, что достоин любви, заставлю себя уважать».
Людмила, приемная мама, вспоминает:
«В возрасте 3-7 лет меня ставили в угол очень надолго, я там порой засыпала, свернувшись
в клубочек на полу. Чувствовала себя очень виноватой, плохой, недостойной своих родителей, которых не просто любила, а боготворила. Когда сама стала мамой, поняла, что они просто не очень умели
со мной общаться, попросту забывали обо мне, стоящей в углу, и занимались своими делами. Самое страшное наказание – это когда после «угла» меня ставили перед собой, сами садились и "пытали" меня, говоря о том, какая я ужасная и какие они молодцы, столько для меня всего делают, а я неблагодарная. Я верила и чувствовала себя преступницей, предательницей, мне хотелось умереть. Я молчала, раскачиваясь вперед-назад, было жуткое состояние. После произнесения «правильных» слов меня отпускали. Ночью у меня случалась истерика или поднималась температура – я заболевала. Болела
я очень часто!»

Если физическое воздействие рождает злость, страх и желание отомстить, то моральное подавление действует на самооценку, приводит к глубинному чувству вины, ощущению собственной «плохости», ненужности и отчуждения. Чем красноречивее родители, тем быстрее у ребенка появляется ощущение
«Я плохой, я недостойный любви!» Жить с ощущением собственной ничтожности очень непросто.
У кого-то она переходит в заметную неуверенность и зажатость, у других в активную самооборону –
«Я всем докажу, что достоин любви, заставлю себя уважать».
Трудно сказать, крик - это неприятная реакция или всё же наказание? Наверное, тут всё зависит от степени громкости
и грозности интонаций, и от содержания сказанного.
Но в любом случае это агрессия, которая идет «сверху вниз». Кто-то просто сотрясает воздух: «Да как ты мог? Да сколько можно повторять? И когда это прекратится?». А кто-то вставляет конкретные оскорбления: «Идиот! Мозгов совсем нет!», и далее по списку. Эти оскорбления очень крепко отпечатываются в памяти и остаются «черной меткой»
на многие годы. Кто-то ходит с клеймом «неряхи», «бездаря», по кому-то с детства «тюрьма плачет».
Когда на нас кричат или «припечатывают» такой ярлык,
то заведомо ставят себя в доминирующую позицию, поэтому
в каком бы возрасте мы не были, внутри все сжимается, мы становимся маленькими и беззащитными. Это моральное подавление и насилие. Ирина, мама двоих детей, вспоминает свои ощущения: «Когда мама орала на меня в детстве,
я думала, что мамочка куда-то ушла, а сейчас со мной разговаривает Серый Волк, который умеет в маму превращаться. Я мамочку любила больше жизни, за нее была готова умереть, моя мамочка так кричать не может!»
Крики и оскорбления
Поводов для повышенного тона ребенок может дать очень много. «Слушайся меня с первого раза и не будет на тебя никто кричать!», - оправдываются родители. Это лукавство. Дети – живые существа, у них есть своя воля, это не роботы, исполняющие приказы. И у нас, взрослых, тоже есть воля. Если мы хотим научить ребенка контролировать себя, а сами срываемся, то расписываемся в своей распущенности и несостоятельности. Может, показать им другой, достойный пример?
Трудно сказать, крик - это неприятная реакция или всё же наказание? Наверное, тут всё зависит от степени громкости и грозности интонаций,
и от содержания сказанного.
Но в любом случае это агрессия, которая идет «сверху вниз». Кто-то просто сотрясает воздух: «Да как ты мог? Да сколько можно повторять? И когда это прекратится?». А кто-то вставляет конкретные оскорбления: «Идиот! Мозгов совсем нет!», и далее по списку. Эти оскорбления очень крепко отпечатываются в памяти и остаются «черной меткой» на многие годы. Кто-то ходит с клеймом «неряхи», «бездаря»,
по кому-то с детства «тюрьма плачет».

Когда на нас кричат или
«припечатывают» такой ярлык,
то заведомо ставят себя
в доминирующую позицию, поэтому
в каком бы возрасте мы не были, внутри все сжимается, мы становимся маленькими и беззащитными. Это моральное подавление и насилие. Ирина, мама двоих детей, вспоминает свои ощущения: «Когда мама орала на меня в детстве, я думала, что мамочка куда-то ушла, а сейчас со мной разговаривает Серый Волк, который умеет в маму
превращаться. Я мамочку любила больше жизни, за нее была готова умереть, моя мамочка так кричать не может!»

Поводов для повышенного тона ребенок может дать очень много. «Слушайся меня с первого раза и не будет на тебя никто кричать!», – оправдываются родители. Это лукавство. Дети – живые существа, у них есть своя воля, это
не роботы, исполняющие приказы.
И у нас, взрослых, тоже есть воля. Если мы хотим научить ребенка контролировать себя, а сами срываемся, то расписываемся в своей распущенности и несостоятельности. Может, показать им другой, достойный пример?
Трудно сказать, крик - это неприятная реакция или всё же наказание? Наверное, тут всё зависит
от степени громкости и грозности интонаций,
и от содержания сказанного. Но в любом случае это агрессия, которая идет «сверху вниз». Кто-то просто сотрясает воздух: «Да как ты мог?
Да сколько можно повторять? И когда это прекратится?». А кто-то вставляет конкретные оскорбления: «Идиот! Мозгов совсем нет!», и далее по списку. Эти оскорбления очень крепко отпечатываются в памяти и остаются «черной меткой» на многие годы. Кто-то ходит с клеймом «неряхи», «бездаря», по кому-то с детства «тюрьма плачет».

Когда на нас кричат или «припечатывают» такой ярлык, то заведомо ставят себя в доминирующую позицию, поэтому в каком бы возрасте мы
не были, внутри все сжимается, мы становимся маленькими и беззащитными. Это моральное подавление и насилие. Ирина, мама двоих детей, вспоминает свои ощущения: «Когда мама орала на меня в детстве, я думала, что мамочка куда-то ушла, а сейчас со мной разговаривает Серый Волк, который умеет в маму превращаться.
Я мамочку любила больше жизни, за нее была готова умереть, моя мамочка так кричать
не может!»

Поводов для повышенного тона ребенок может дать очень много. «Слушайся меня с первого раза и не будет на тебя никто кричать!», – оправдываются родители. Это лукавство. Дети – живые существа, у них есть своя воля, это
не роботы, исполняющие приказы. И у нас, взрослых, тоже есть воля. Если мы хотим научить ребенка контролировать себя, а сами срываемся, то расписываемся в своей распущенности
и несостоятельности. Может, показать им другой, достойный пример?
Трудно сказать, крик - это неприятная реакция или всё же
наказание? Наверное, тут всё зависит от степени громкости и грозности интонаций, и от содержания сказанного. Но в любом случае это агрессия, которая идет «сверху вниз». Кто-то просто сотрясает воздух: «Да как ты мог? Да сколько можно повторять?
И когда это прекратится?». А кто-то вставляет конкретные
оскорбления: «Идиот! Мозгов совсем нет!», и далее по списку.
Эти оскорбления очень крепко отпечатываются в памяти и остаются «черной меткой» на многие годы. Кто-то ходит с клеймом «неряхи», «бездаря», по кому-то с детства «тюрьма плачет».

Когда на нас кричат или «припечатывают» такой ярлык, то заведомо ставят себя в доминирующую позицию, поэтому в каком бы возрасте мы не были, внутри все сжимается, мы становимся маленькими
и беззащитными. Это моральное подавление и насилие. Ирина, мама двоих детей, вспоминает свои ощущения: «Когда мама орала на меня в детстве, я думала, что мамочка куда-то ушла, а сейчас
со мной разговаривает Серый Волк, который умеет в маму превращаться. Я мамочку любила больше жизни, за нее была готова умереть, моя мамочка так кричать
не может!»

Поводов для повышенного тона ребенок может дать очень много. «Слушайся меня с первого раза и не будет на тебя никто кричать!», – оправдываются родители. Это лукавство. Дети – живые существа,
у них есть своя воля, это не роботы, исполняющие приказы. И у нас, взрослых, тоже есть воля. Если мы хотим научить ребенка контролировать себя, а сами срываемся, то расписываемся в своей распущенности и несостоятельности. Может, показать им другой, достойный пример?
Трудно сказать, крик - это неприятная реакция или всё же наказание? Наверное, тут всё зависит
от степени громкости и грозности интонаций, и от содержания сказанного. Но в любом случае это агрессия, которая идет «сверху вниз». Кто-то просто сотрясает воздух: «Да как ты мог? Да сколько можно повторять? И когда это прекратится?». А кто-то вставляет конкретные оскорбления: «Идиот! Мозгов совсем нет!», и далее по списку. Эти оскорбления очень крепко отпечатываются в памяти и остаются «черной меткой» на многие годы. Кто-то ходит с клеймом «неряхи», «бездаря», по кому-то с детства «тюрьма плачет».

Когда на нас кричат или «припечатывают» такой ярлык, то заведомо ставят себя в доминирующую позицию, поэтому в каком бы возрасте мы не были, внутри все сжимается, мы становимся маленькими
и беззащитными. Это моральное подавление и насилие. Ирина, мама двоих детей, вспоминает свои ощущения: «Когда мама орала на меня в детстве, я думала, что мамочка куда-то ушла, а сейчас
со мной разговаривает Серый Волк, который умеет в маму превращаться. Я мамочку любила больше жизни, за нее была готова умереть, моя мамочка так кричать не может!»

Поводов для повышенного тона ребенок может дать очень много. «Слушайся меня с первого раза
и не будет на тебя никто кричать!», – оправдываются родители. Это лукавство. Дети – живые существа,
у них есть своя воля, это не роботы, исполняющие приказы. И у нас, взрослых, тоже есть воля. Если мы хотим научить ребенка контролировать себя, а сами срываемся, то расписываемся в своей распущенности и несостоятельности. Может, показать им другой, достойный пример?
Приемлемые методы наказания:
Лишение удовольствий (но не основного питания);
Наступление естественных негативных последствий (показать, к чему приведет
плохой поступок)
Короткие нотации
Трудотерапия (работа обязательно должна быть связана с проступком)
Тихое место (где можно посидеть и «остыть»)
Лишение привилегий
Приемлемые методы наказания:
Лишение удовольствий
(но не основного питания);
Наступление естественных негативных последствий (показать, к чему приведет
плохой поступок)
Короткие нотации
Трудотерапия
(работа обязательно должна быть связана с проступком)
Тихое место
(где можно посидеть и «остыть»)
Лишение привилегий
Наступление естественных негативных
последствий (показать, к чему приведет
плохой поступок)
Трудотерапия (работа обязательно
должна быть связана с проступком)
Лишение удовольствий (но не основного питания);
Наступление естественных негативных последствий
(показать, к чему приведет плохой поступок)
Короткие нотации
Трудотерапия (работа обязательно должна быть
связана с проступком)
Тихое место (где можно посидеть и «остыть»)
Лишение привилегий
Приемлемые наказания
Наказания имеют четкую цель: подкрепить цивилизованное поведение ребенка. Действовать не так, как требуют его инстинкты и желания, а так, как принято в человеческом обществе. «Хочу рисовать на стенах, мебели, где хочу – там
и рисую!», – говорят детские чувства. «Надо рисовать на бумаге, в альбоме, там, где можно!», – твердят взрослые. Ребенок уже знает, как «правильно», но позволяет себе вольность рисовать, где вздумается. Как реагировать, если вам дорог ваш ремонт, да и мебель совсем не безразлична? Во-первых, не провоцировать малыша, оставляя без присмотра карандаши, ручки фломастеры. Будьте уверены,
в ваше отсутствие он выберет самый яркий цвет, самый стойкий фломастер, самую заметную стену, три секунды –
и шедевр готов! Неправильное наказание: бить ребенка по рукам, ломать карандаши, ставить в угол.
Хотя, не спорю, все вышеперечисленные методы могут дать быстрый эффект, – ребенок перестанет рисовать, где
не положено. Из-за страха, а не потому, что наконец-то пересилил свое желание в пользу цивилизованных правил. Да, он не будет портить обстановку дома, но может вообще разлюбить рисование как вид творчества, а может, начнет портить стены там, где его не смогут заметить, – например,
в подъезде, в лифте. Правильный вариант: почитать очередную эмоциональную, но короткую нотацию на тему, что все рисуют на бумаге. Если поверхность можно оттереть,
то вручаем тряпку малышу – пусть трудится вместе с мамой или сам.
Приемлемые наказания
Наказания имеют четкую цель:
подкрепить цивилизованное поведение ребенка. Действовать не так, как требуют его инстинкты и желания, а так, как принято в человеческом обществе. «Хочу рисовать на стенах, мебели, где хочу – там и рисую!», – говорят детские чувства. «Надо рисовать на бумаге, в альбоме, там, где можно!», – твердят взрослые. Ребенок уже знает, как «правильно», но позволяет себе вольность рисовать, где вздумается. Как реагировать, если вам дорог ваш ремонт, да и мебель совсем не безразлична? Во-первых, не провоцировать малыша, оставляя без присмотра карандаши, ручки фломастеры. Будьте уверены, в ваше отсутствие он выберет самый яркий цвет, самый стойкий фломастер, самую заметную стену, три секунды –
и шедевр готов! Неправильное наказание: бить ребенка по рукам, ломать карандаши, ставить в угол.

Хотя, не спорю, все вышеперечисленные методы могут дать быстрый эффект, – ребенок перестанет рисовать, где не положено. Из-за страха, а не потому, что наконец-то пересилил свое желание в пользу цивилизованных правил. Да, он не будет портить обстановку дома, но может вообще разлюбить рисование как вид творчества, а может, начнет портить стены там, где его не смогут заметить, – например, в подъезде, в лифте. Правильный вариант: почитать очередную эмоциональную, но короткую нотацию на тему, что все рисуют на бумаге. Если поверхность можно оттереть, то вручаем тряпку малышу – пусть трудится вместе с мамой или сам.
Наказания имеют четкую цель: подкрепить цивилизованное поведение ребенка. Действовать не так, как требуют его инстинкты и желания,
а так, как принято в человеческом обществе. «Хочу рисовать на стенах, мебели, где хочу – там
и рисую!», – говорят детские чувства. «Надо рисовать на бумаге, в альбоме, там, где можно!», – твердят взрослые. Ребенок уже знает, как «правильно», но позволяет себе вольность рисовать, где вздумается. Как реагировать, если вам дорог ваш ремонт, да и мебель совсем
не безразлична? Во-первых, не провоцировать малыша, оставляя без присмотра карандаши, ручки фломастеры. Будьте уверены, в ваше отсутствие он выберет самый яркий цвет, самый стойкий фломастер, самую заметную стену, три секунды – и шедевр готов! Неправильное наказание: бить ребенка по рукам, ломать карандаши, ставить в угол.

Хотя, не спорю, все вышеперечисленные методы могут дать быстрый эффект, – ребенок перестанет рисовать, где не положено. Из-за страха, а не потому, что наконец-то пересилил свое желание
в пользу цивилизованных правил. Да, он не будет портить обстановку дома, но может вообще разлюбить рисование как вид творчества, а может, начнет портить стены там, где его не смогут заметить, – например, в подъезде, в лифте. Правильный вариант: почитать очередную эмоциональную, но короткую нотацию на тему, что все рисуют на бумаге. Если поверхность можно оттереть, то вручаем тряпку малышу – пусть трудится вместе с мамой или сам.
Наказания имеют четкую цель: подкрепить цивилизованное поведение ребенка. Действовать не так, как требуют его инстинкты
и желания, а так, как принято в человеческом обществе. «Хочу рисовать на стенах, мебели, где хочу – там и рисую!», – говорят детские чувства. «Надо рисовать на бумаге, в альбоме, там, где можно!», – твердят взрослые. Ребенок уже знает, как «правильно», но позволяет себе вольность рисовать, где вздумается. Как реагировать, если вам дорог ваш ремонт, да и мебель совсем
не безразлична? Во-первых, не провоцировать малыша, оставляя без присмотра карандаши, ручки фломастеры. Будьте уверены,
в ваше отсутствие он выберет самый яркий цвет, самый стойкий фломастер, самую заметную стену, три секунды – и шедевр готов! Неправильное наказание: бить ребенка по рукам, ломать карандаши, ставить в угол.

Хотя, не спорю, все вышеперечисленные методы могут дать быстрый эффект, – ребенок перестанет рисовать, где не положено. Из-за страха, а не потому, что наконец-то пересилил свое желание
в пользу цивилизованных правил. Да, он не будет портить обстановку дома, но может вообще разлюбить рисование как вид творчества, а может, начнет портить стены там, где его не смогут заметить, – например, в подъезде, в лифте. Правильный вариант: почитать очередную эмоциональную, но короткую нотацию на тему, что все рисуют на бумаге. Если поверхность можно оттереть, то вручаем тряпку малышу – пусть трудится вместе с мамой или сам.
Наказания имеют четкую цель: подкрепить цивилизованное поведение ребенка. Действовать не так, как требуют его инстинкты и желания, а так, как принято в человеческом обществе. «Хочу рисовать
на стенах, мебели, где хочу – там и рисую!», – говорят детские чувства. «Надо рисовать на бумаге,
в альбоме, там, где можно!», – твердят взрослые. Ребенок уже знает, как «правильно», но позволяет себе вольность рисовать, где вздумается. Как реагировать, если вам дорог ваш ремонт, да и мебель совсем не безразлична? Во-первых, не провоцировать малыша, оставляя без присмотра карандаши, ручки фломастеры. Будьте уверены, в ваше отсутствие он выберет самый яркий цвет, самый стойкий фломастер, самую заметную стену, три секунды – и шедевр готов! Неправильное наказание: бить ребенка по рукам, ломать карандаши, ставить в угол.

Хотя, не спорю, все вышеперечисленные методы могут дать быстрый эффект, – ребенок перестанет рисовать, где не положено. Из-за страха, а не потому, что наконец-то пересилил свое желание
в пользу цивилизованных правил. Да, он не будет портить обстановку дома, но может вообще разлюбить рисование как вид творчества, а может, начнет портить стены там, где его не смогут заметить, – например, в подъезде, в лифте. Правильный вариант: почитать очередную эмоциональную, но короткую нотацию на тему, что все рисуют на бумаге. Если поверхность можно оттереть, то вручаем тряпку малышу – пусть трудится вместе с мамой или сам.
Если проступок повторяется далеко не в первый раз, возможно лишение удовольствия (мультиков, например) или привилегий (сегодня ложимся спать вовремя и без сказки). Цель наказаний – не унизить ребенка, а постепенно, именно постепенно научить поступать цивилизованно, так, как принято в человеческом обществе. Ребенку становится стыдно за плохой поступок, он чувствует себя виноватым
и стремится больше так не делать. Чувство стыда за поступки не приходит, когда тебя бьют, и кричат: «Как тебе не стыдно!». Ребенок зачастую даже и не успевает почувствовать стыд, как оказывается во власти обиды и гнева от наказания.

«Чего ты плачешь?» – спрашивают родители? «Потому что вы меня ругаете», – отвечает ребенок. И по глазам видно: нет, ему не стыдно, не жалко, он не осознал. Значит, этот шанс вы упустили. Поэтому наказание должно нести наказ, урок,
а не гнев, злость обиду и чувство несправедливости.

Если проступок повторяется далеко не в первый раз, возможно лишение удовольствия (мультиков, например) или привилегий (сегодня ложимся спать вовремя и без сказки). Цель наказаний – не унизить ребенка, а постепенно, именно постепенно научить поступать цивилизованно, так, как принято в человеческом обществе. Ребенку становится стыдно за плохой поступок, он чувствует себя виноватым и стремится больше так не делать. Чувство стыда за поступки не приходит, когда тебя бьют, и кричат: «Как тебе не стыдно!». Ребенок зачастую даже и не успевает почувствовать стыд, как оказывается во власти обиды и гнева от наказания.

«Чего ты плачешь?» – спрашивают родители? «Потому что вы меня ругаете», – отвечает ребенок. И по глазам видно: нет, ему не стыдно, не жалко, он не осознал. Значит, этот шанс вы упустили. Поэтому наказание должно нести наказ, урок, а не гнев, злость обиду и чувство несправедливости.

Если проступок повторяется далеко не в первый раз, возможно лишение удовольствия (мультиков, например) или привилегий (сегодня ложимся спать вовремя и без сказки). Цель наказаний –
не унизить ребенка, а постепенно, именно постепенно научить поступать цивилизованно, так, как принято в человеческом обществе. Ребенку становится стыдно за плохой поступок, он чувствует себя виноватым и стремится больше так не делать. Чувство стыда за поступки не приходит, когда тебя бьют, и кричат: «Как тебе не стыдно!». Ребенок зачастую даже и не успевает почувствовать стыд, как оказывается во власти обиды и гнева от наказания.

«Чего ты плачешь?» – спрашивают родители? «Потому что вы меня ругаете», – отвечает ребенок. И по глазам видно: нет, ему не стыдно, не жалко, он не осознал. Значит, этот шанс вы упустили. Поэтому наказание должно нести наказ, урок, а не гнев, злость обиду и чувство несправедливости.

Если проступок повторяется далеко не в первый раз, возможно лишение удовольствия (мультиков, например) или привилегий (сегодня ложимся спать вовремя и без сказки). Цель наказаний –
не унизить ребенка, а постепенно, именно постепенно научить поступать цивилизованно, так, как принято в человеческом обществе. Ребенку становится стыдно за плохой поступок, он чувствует себя виноватым и стремится больше так не делать. Чувство стыда за поступки не приходит, когда тебя бьют, и кричат: «Как тебе не стыдно!». Ребенок зачастую даже и не успевает почувствовать стыд, как оказывается во власти обиды и гнева
от наказания.

«Чего ты плачешь?» – спрашивают родители? «Потому что вы меня ругаете», – отвечает ребенок. И по глазам видно: нет, ему не стыдно, не жалко, он не осознал. Значит, этот шанс вы упустили. Поэтому наказание должно нести наказ, урок, а не гнев, злость обиду
и чувство несправедливости.

Если проступок повторяется далеко не в первый раз, возможно лишение удовольствия (мультиков, например) или привилегий (сегодня ложимся спать вовремя и без сказки). Цель наказаний – не унизить ребенка, а постепенно, именно постепенно научить поступать цивилизованно, так, как принято
в человеческом обществе. Ребенку становится стыдно за плохой поступок, он чувствует себя виноватым
и стремится больше так не делать. Чувство стыда за поступки не приходит, когда тебя бьют, и кричат: «Как тебе не стыдно!». Ребенок зачастую даже и не успевает почувствовать стыд, как оказывается
во власти обиды и гнева от наказания.

«Чего ты плачешь?» – спрашивают родители? «Потому что вы меня ругаете», – отвечает ребенок.
И по глазам видно: нет, ему не стыдно, не жалко, он не осознал. Значит, этот шанс вы упустили. Поэтому наказание должно нести наказ, урок, а не гнев, злость обиду и чувство несправедливости.

Лишение удовольствий родители применяют достаточно часто: отключают интернет, забирают мобильный, запрещают играть в компьютерные игры, лишают сладостей
и мультфильмов. Здесь главное – последовательность
и соблюдение обещаний. Многие не выдерживают агрессии или нытья ребенка, и вместо обещанной недели он сидит без интернета два часа. Смысла в этом, конечно, мало. Валентине, маме близнецов, приходилось с шустрыми сыновьями непросто: «Если по дороге к развлечениям
(на пляж, в зоопарк или на аттракционы) мальчишки не выполняли обещаний и дрались, убегали, капризничали, тогда я согласно договору разворачивалась домой. Очень действенный метод, работающий годами – потом достаточно было лишь напомнить об этом, и дети становились шелковыми. Но это было очень непросто для меня самой – жаль потраченного времени, расстроенных детей, неполученных позитивных эмоций. Однако всё логично: нарушили договор – нет развлечений».
«Тихое место» – это альтернатива углу. То есть это такое место в доме, где можно посидеть и успокоиться, прийти
в себя и не чувствовать унижения. Туда приводят орущего, истерящего, разгневанного ребенка: «Посиди, успокойся, тогда поговорим». Когда плач прекратится, крики стихнут, ребенок отдышится и вытрет слезы – он оттуда выходит.
Метод наступления естественных последствий, – это дать ребенку возможность прочувствовать и ощутить до конца последствия своих поступков. Намочил ноги в луже, вернулся домой, вместо того, чтобы гулять; не лег вовремя спать – проспал в школу – получил замечание от учителя, а не ворчание родителя.
Трудотерапия имеет смысл только в том случае, если выполняемая работа связана с проступком: нарисовал на стенах в подъезде, отмыл не надпись, а весь этаж, забыл вымыть посуду по просьбе родителей, – моешь посуду всю неделю. Неправильно наказывать мытьем посуды
за проступок, который с этим никак не связан, например,
за двойку в школе. Короткие родительские нотации также нисколько не унизительны, но достаточно неприятны.
Все эти методы не дают сиюминутного эффекта, они рассчитаны на время, но и эффект длится гораздо дольше. Когда родители не бьют, не унижают, но дают ребенку почувствовать дискомфорт от собственных разрушающих поступков, у него начинает появляться нечто, что называют внутренним голосом, совестью, которые в будущем смогут регулировать моральный аспект его поведения. Каждый родитель решает сам: делать вклад в будущее, или достигать быстрого и неустойчивого результата. Подробнее про то, как наказаниями не испортить отношения с приемным ребенком вы можете узнать из второго вебинара цикла «Наказания без унижения».
Лишение удовольствий родители применяют достаточно часто: отключают интернет, забирают мобильный, запрещают играть в компьютерные игры, лишают сладостей и мультфильмов. Здесь главное – последовательность и соблюдение обещаний. Многие не выдерживают агрессии или нытья ребенка, и вместо обещанной недели он сидит без интернета два часа. Смысла в этом, конечно, мало. Валентине, маме близнецов, приходилось с шустрыми сыновьями непросто: «Если по дороге к развлечениям (на пляж,
в зоопарк или на аттракционы) мальчишки не выполняли обещаний и дрались, убегали, капризничали, тогда я согласно договору разворачивалась домой. Очень действенный метод, работающий годами – потом достаточно было лишь напомнить об этом, и дети становились шелковыми. Но это было очень непросто для меня самой – жаль потраченного времени, расстроенных детей, неполученных позитивных эмоций. Однако всё логично: нарушили договор – нет развлечений».

«Тихое место» – это альтернатива углу. То есть это такое мест о в доме, где можно посидеть
и успокоиться, прийти в себя и не чувствовать унижения. Туда приводят орущего, истерящего, разгневанного ребенка: «Посиди, успокойся, тогда поговорим». Когда плач прекратится, крики стихнут, ребенок отдышится и вытрет слезы –
он оттуда выходит.

Метод наступления естественных последствий, – это дать ребенку возможность прочувствовать и ощутить до конца последствия своих поступков. Намочил ноги в луже, вернулся домой, вместо того, чтобы гулять; не лег вовремя спать – проспал в школу – получил замечание от учителя, а не ворчание родителя.

Трудотерапия имеет смысл только в том случае, если выполняемая работа связана с проступком: нарисовал на стенах в подъезде, отмыл не надпись, а весь этаж, забыл вымыть посуду по просьбе родителей, – моешь посуду всю неделю. Неправильно наказывать мытьем посуды за проступок, который с этим никак не связан, например, за двойку в школе. Короткие родительские нотации также нисколько не унизительны, но достаточно неприятны.

Все эти методы не дают сиюминутного эффекта, они рассчитаны на время, но и эффект длится гораздо дольше. Когда родители не бьют,
не унижают, но дают ребенку почувствовать дискомфорт от собственных разрушающих поступков, у него начинает появляться нечто, что называют внутренним голосом, совестью, которые в будущем смогут регулировать моральный аспект его поведения. Каждый родитель решает сам: делать вклад в будущее, или достигать быстрого
и неустойчивого результата. Подробнее про то, как наказаниями не испортить отношения с приемным ребенком вы можете узнать из второго вебинара цикла «Наказания без унижения».
Лишение удовольствий родители применяют достаточно часто: отключают интернет, забирают мобильный, запрещают играть в компьютерные игры, лишают сладостей и мультфильмов. Здесь главное – последовательность и соблюдение обещаний. Многие не выдерживают агрессии или нытья ребенка, и вместо обещанной недели он сидит без интернета два часа. Смысла в этом, конечно, мало. Валентине, маме близнецов, приходилось с шустрыми сыновьями непросто: «Если по дороге к развлечениям (на пляж, в зоопарк или на аттракционы) мальчишки не выполняли обещаний и дрались, убегали, капризничали, тогда я согласно договору разворачивалась домой. Очень действенный метод, работающий годами – потом достаточно было лишь напомнить об этом, и дети становились шелковыми. Но это было очень непросто для меня самой – жаль потраченного времени, расстроенных детей, неполученных позитивных эмоций. Однако всё логично: нарушили договор – нет развлечений».

«Тихое место» – это альтернатива углу. То есть это такое мест о в доме, где можно посидеть и успокоиться, прийти в себя и не чувствовать унижения. Туда приводят орущего, истерящего, разгневанного ребенка: «Посиди, успокойся, тогда поговорим». Когда плач прекратится, крики стихнут, ребенок отдышится и вытрет слезы – он оттуда выходит.

Метод наступления естественных последствий, – это дать ребенку возможность прочувствовать и ощутить до конца последствия своих поступков. Намочил ноги в луже, вернулся домой, вместо того, чтобы гулять; не лег вовремя спать – проспал в школу – получил замечание от учителя, а не ворчание родителя.

Трудотерапия имеет смысл только в том случае, если выполняемая работа связана с проступком: нарисовал на стенах в подъезде, отмыл не надпись,
а весь этаж, забыл вымыть посуду по просьбе родителей, – моешь посуду всю неделю. Неправильно наказывать мытьем посуды за проступок, который с этим никак не связан, например, за двойку в школе. Короткие родительские нотации также нисколько не унизительны, но достаточно неприятны.

Все эти методы не дают сиюминутного эффекта, они рассчитаны на время, но и эффект длится гораздо дольше. Когда родители не бьют, не унижают, но дают ребенку почувствовать дискомфорт от собственных разрушающих поступков, у него начинает появляться нечто, что называют внутренним голосом, совестью, которые в будущем смогут регулировать моральный аспект его поведения. Каждый родитель решает сам: делать вклад
в будущее, или достигать быстрого
и неустойчивого результата. Подробнее про то, как наказаниями не испортить отношения с приемным ребенком вы можете узнать из второго вебинара цикла «Наказания без унижения».
Лишение удовольствий родители применяют достаточно часто: отключают интернет, забирают мобильный, запрещают играть в компьютерные игры, лишают сладостей и мультфильмов. Здесь главное – последовательность и соблюдение обещаний. Многие не выдерживают агрессии или нытья ребенка, и вместо обещанной недели он сидит без интернета два часа. Смысла в этом, конечно, мало. Валентине, маме близнецов, приходилось с шустрыми сыновьями непросто: «Если по дороге к развлечениям (на пляж,
в зоопарк или на аттракционы) мальчишки не выполняли обещаний
и дрались, убегали, капризничали, тогда я согласно договору разворачивалась домой. Очень действенный метод, работающий годами – потом достаточно было лишь напомнить об этом, и дети становились шелковыми. Но это было очень непросто для меня самой – жаль потраченного времени, расстроенных детей, неполученных позитивных эмоций. Однако всё логично: нарушили договор – нет развлечений».

«Тихое место» – это альтернатива углу. То есть это такое мес
т о в доме, где можно посидеть и успокоиться, прийти в себя
и не чувствовать унижения. Туда приводят орущего, истерящего, разгневанного ребенка: «Посиди, успокойся, тогда поговорим». Когда плач прекратится, крики стихнут, ребенок отдышится и вытрет слезы – он оттуда выходит.

Метод наступления естественных последствий, – это дать ребенку возможность прочувствовать и ощутить до конца последствия своих поступков. Намочил ноги в луже, вернулся домой, вместо того, чтобы гулять; не лег вовремя спать – проспал в школу – получил замечание от учителя, а не ворчание родителя.

Трудотерапия имеет смысл только в том случае, если выполняемая работа связана с проступком: нарисовал на стенах в подъезде, отмыл не надпись, а весь этаж, забыл вымыть посуду по просьбе родителей, – моешь посуду всю неделю. Неправильно наказывать мытьем посуды за проступок, который с этим никак не связан, например, за двойку в школе. Короткие родительские нотации также нисколько не унизительны, но достаточно неприятны.

Все эти методы не дают сиюминутного эффекта, они рассчитаны на время, но и эффект длится гораздо дольше. Когда родители
не бьют, не унижают, но дают ребенку почувствовать дискомфорт
от собственных разрушающих поступков, у него начинает появляться нечто, что называют внутренним голосом, совестью, которые в будущем смогут регулировать моральный аспект его поведения. Каждый родитель решает сам: делать вклад в будущее, или достигать быстрого и неустойчивого результата. Подробнее про
то, как наказаниями не испортить отношения с приемным ребенком вы можете узнать из второго вебинара цикла «Наказания без унижения».
Лишение удовольствий родители применяют достаточно часто: отключают интернет, забирают мобильный, запрещают играть в компьютерные игры, лишают сладостей и мультфильмов. Здесь главное – последовательность и соблюдение обещаний. Многие не выдерживают агрессии или нытья ребенка,
и вместо обещанной недели он сидит без интернета два часа. Смысла в этом, конечно, мало. Валентине, маме близнецов, приходилось с шустрыми сыновьями непросто: «Если по дороге
к развлечениям (на пляж, в зоопарк или на аттракционы) мальчишки не выполняли обещаний и дрались, убегали, капризничали, тогда я согласно договору разворачивалась домой. Очень действенный метод, работающий годами – потом достаточно было лишь напомнить об этом, и дети становились шелковыми. Но это было очень непросто для меня самой – жаль потраченного времени, расстроенных детей, неполученных позитивных эмоций. Однако всё логично: нарушили договор – нет развлечений».

«Тихое место» – это альтернатива углу. То есть это такое мест о в доме, где можно посидеть
и успокоиться, прийти в себя и не чувствовать унижения. Туда приводят орущего, истерящего, разгневанного ребенка: «Посиди, успокойся, тогда поговорим». Когда плач прекратится, крики стихнут, ребенок отдышится и вытрет слезы – он оттуда выходит.

Метод наступления естественных последствий, – это дать ребенку возможность прочувствовать
и ощутить до конца последствия своих поступков. Намочил ноги в луже, вернулся домой, вместо того, чтобы гулять; не лег вовремя спать – проспал в школу – получил замечание от учителя, а не ворчание родителя.

Трудотерапия имеет смысл только в том случае, если выполняемая работа связана с проступком: нарисовал на стенах в подъезде, отмыл не надпись, а весь этаж, забыл вымыть посуду по просьбе родителей, – моешь посуду всю неделю. Неправильно наказывать мытьем посуды за проступок, который
с этим никак не связан, например, за двойку в школе. Короткие родительские нотации также нисколько не унизительны, но достаточно неприятны.

Все эти методы не дают сиюминутного эффекта, они рассчитаны на время, но и эффект длится гораздо дольше. Когда родители не бьют, не унижают, но дают ребенку почувствовать дискомфорт
от собственных разрушающих поступков, у него начинает появляться нечто, что называют внутренним голосом, совестью, которые в будущем смогут регулировать моральный аспект его поведения. Каждый родитель решает сам: делать вклад в будущее, или достигать быстрого и неустойчивого результата. Подробнее про то, как наказаниями не испортить отношения с приемным ребенком вы можете узнать
из второго вебинара цикла «Наказания без унижения».
Ребенку очень нужны ограничения, жизненные ориентиры – но не агрессия. А приемному ребенку кроме ориентиров еще нужно верить в человеческое отношение. Ведь когда-то их уже сильно подвели, и разрушить вновь созданную привязанность намного проще, чем укрепить.
Ребенку очень нужны ограничения, жизненные ориентиры – но не агрессия. А приемному ребенку кроме ориентиров еще нужно верить в человеческое отношение. Ведь когда-то
их уже сильно подвели, и разрушить вновь созданную привязанность намного проще, чем укрепить.
Ребенку очень нужны ограничения, жизненные ориентиры – но не агрессия. А приемному ребенку кроме ориентиров еще нужно верить в человеческое отношение. Ведь когда-то их уже сильно подвели, и разрушить вновь созданную привязанность намного проще, чем укрепить.
Ребенку очень нужны ограничения, жизненные ориентиры – но не агрессия. А приемному ребенку кроме ориентиров еще нужно верить в человеческое отношение. Ведь когда-то их уже сильно подвели, и разрушить вновь созданную привязанность намного проще, чем укрепить.
Made on
Tilda